А когда игра закончилась нашей блестящей победой, девчонки нам всем цветы преподнесли. Всем игрокам, даже запасным. И справедливо. Запасные не виноваты, что они запасные.
И все нас поздравляли, а Мишку Воронцова даже качали. Правда, наш врач, Екатерина Петровна, громко закричала:
— Не смейте Воронцова подбрасывать, надорвётесь!
Но никто ничуть не надорвался. Все веселились, смеялись и хвалили нас. И это очень приятно, когда хвалят и поздравляют. Даже ветерок дует особенно ласковый, и солнце светит как-то нежно.
А их команда построилась, у них ни цветов, ничего. Стоят как побитые. Проиграли, голубчики. А нечего вызывать на соревнование, когда играть как следует не научились, вот так.
Смотрю я на них. Стоят они вспотевшие, усталые. У Алёши из нападения чуб всклокочен и лицо расстроенное. Не любит проигрывать. Я и сам не люблю проигрывать. Я тогда обижаюсь и злюсь. Когда мой дед выигрывает у меня в шахматы, я прямо чуть не реву. И говорю деду: «Больше никогда не сяду с тобой играть». А дед смеётся: «Сядешь, сядешь, куда ты денешься». Очень неприятно проигрывать. Это каждому понятно.
Я стал смотреть на них ехидными глазами. Что, не нравится? Конечно, мы-то вон как хорошо играем. Где вам с нами играть-то? Да мы вас одной левой ногой победить можем. Это я всё про себя говорил, а сам зловредно поглядывал на их нападающего Алёшу.
И вдруг этот Алёша посмотрел на меня и улыбнулся. Так он совершенно по-хорошему улыбнулся и говорит спокойно и весело:
— У тебя, знаешь, волосы всклокоченные и майка полосами пошла. Здорово мы поиграли, правда?
Представляете? Без всякой вредности он со мной заговорил. Как будто я не противник вовсе.
Я сначала глаза вытаращил и рот раскрыл. Потом немного опомнился и говорю:
— Ты тоже весь встрёпанный. Мы сейчас купаться пойдём на озеро до самого ужина. А вы?
— И мы на озеро. Вот только вожатая придёт. У нас вожатая Галя, знаешь, какая хорошая. А у вас?
— А у нас Марина. Тоже хорошая. Позволяет в тихий час читать, только не смешное, чтобы не расхохотаться и не мешать тем, кто спит.
— А Галя и смешное позволяет, только чтобы смеяться тихо, в подушку.
Потом мы пошли на наше озеро Чистое. Солнце ещё не село, вода была тёплая-тёплая. А на том берегу росли какие-то розовые кусты и отражались в воде.
Алёша плавал гораздо лучше меня, но он сказал, что меня поучит и брассом и баттерфляем. Я пока умею только по-собачьи.
Мишка Воронцов смотрел, смотрел, как мы с Алёшей плаваем. Молча смотрел. Потом он так же молча смотрел, как мы с Алёшей на берегу сидели, разговаривали.
Сначала у Мишки лицо было недовольное: чего, мол, ты с ним разговариваешь? Он даже не из нашего лагеря. Потом Мишка подошёл и сказал:
— Чего это ты с ним разговариваешь? Он же даже не из нашего лагеря, а из «Юности». Ты же сам говорил, что у них одни пижоны. И вообще, они наши противники, и нечего с ними разговаривать.
Но тут вожатая Марина подошла, засмеялась и говорит:
— Миша, Миша, как наш лагерь называется?
Мишка поморгал и говорит:
— «Дружба», а что?
— Ничего, — сказала Марина, — совсем ничего.
Мишка поморгал ещё немного, а мы с Алёшей засмеялись, а потом и Мишка додумался и стал смеяться вместе с нами.
Потом все стали спешить на ужин. А когда подходили к их лагерю, я прочитал на воротах синие большие буквы: «Юность». И вдруг подумал: «А что? Нормальное название».
Алёша крикнул на прощание:
— Приходите к нам в гости!
И другие ребята тоже стали говорить:
— Приходите, приходите!
Мы пообещали, что придём. Мы обязательно к ним пойдём. А чего нам не пойти? Мы и в футбол с ними сыграем ещё не раз, лето вон какое длинное, времени впереди сколько угодно. Они, между прочим, здорово играют. Особенно нападающий Алёша. В нём есть настоящая спортивная злость, и это мне очень нравится.
Зинаида Александрова
Письма с БАМа
