В борьбе за свою самостоятельность шотландцы не выстояли не только под внешним нажимом. В недрах клановой организации шло брожение. Родовая спаянность была, несомненно, большой силой. Куда, однако, направленной? В обе стороны: на отражение врагов и на подавление своих. Это была, одним словом, косность, помогавшая сохранять то, что было, но, к сожалению, мешавшая развиваться. Даже приверженность исключительно родному языку становилась препятствием на пути в большой мир. Кто знает бардов, истинно шотландских во всем, начиная с языка? Даже Роберт Бернс (которого Вальтер Скотт видел в детстве), "славный Робин", за одно только сомнение в полнейшей самобытности которого шотландцы способны побить, писал на полушотландском-полуанглийском диалекте. Сравните его стихи, которые как песни поет вся Шотландия, со стихами его предшественников, и вы убедитесь, что Бернс по сравнению с бардами - это другой язык, другая литература.
Никто из представителей особой английской словесности, созданной шотландцами, - Бернс, Скотт, Карлейль и Стивенсон, - не отрекался от своего шотландского наследия, и ни один из них все-таки не может быть назван только или просто шотландским писателем. Каждый может быть назван так, как называл себя Вальтер Скотт, - писателем британским.
Итак, своим читателям Вальтер Скотт рассказывая об ушедшем мире, с которым он, однако, сохранял непосредственную связь, как если бы некий современный грек стал писать о древней Элладе. Старый шотландский мир еще не ушел совсем, не был погребен под развалинами. Но все же, подобно античности, этот мир, еще прячась в укромных уголках Горной Шотландии, закончил свое историческое существование. И как оглядывалась человечество на античность ради извлечения уроков, так благодаря романам Вальтера Скотта можно было оглянуться и на Шотландию, где уже разыгралась и завершилась битва, шедшая на всем европейском театре. - схватка между стариной и новизной, патриархальностью и прогрессом. Все это однажды уже было, как бы говорил Вальтер Скотт читателям, вовлеченным на новом этапе в ту же битву. И вот посмотрите, говорил он своими романами, как это было я чем кончилось. От патриархальности к прогрессу как отдельная страна Шотландия совершила переход, утратив самостоятельность и встав на уровень современного развития. Кто, например, раньше слышал о шотландской печати? А во времена Вальтера Скотта шотландские (не английские) журналы стали ведущими, не Лондон, а Эдинбург сделался центром английской журналистики. Да, то были английские журналы и английская журналистика, но тон задавали англичанам шотландцы, хотя и на английском языке.
Подобную ситуацию можно считать символом литературной судьбы Вальтера Скотта и подоплекой его успеха: шотландец рассказал о Шотландии как британец, - достоверность, преданность родной земле, какой отличаться мог только коренной шотландец, сочетались с непредвзятостью гражданина разноплеменного королевства.
Сделавшись английским писателем, Вальтер Скотт хотел оставаться шотландцем. Поэт, прозаик, фольклорист, этнограф, а также юрист, он все свои дарования и познания, увлечения и незаурядную энергию, способствуя прогрессу, отдал воплощению романтического, в сущности ретроградного, идеала: при всей своей исторической трезвости стремился, хотя бы в границах своих владений, остановить время и даже обратить время вспять. Таков внутренний конфликт его творчества, ставший к тому же и драмой его жизни.
Сын судейского стряпчего и дочери врача, профессора медицины, уроженец Эдинбурга, наследственный баронет, то есть шотландский дворянин, родословная которого с обеих сторон, отцовской и материнской, представляла часть национальной летописи (он описывал предков в своих исторических романах), Вальтер Скотт, следуя примеру и пожеланиям отца, изучал в Эдинбургском колледже право и начал заниматься адвокатурой.
Вступлению на литературное поприще в его судьбе предшествовала другая, по-своему напряженная и полная жизнь. Поэтические интересы проявились у него с ранних лет, однако первые свои оригинальные стихи он опубликовал только в тридцати три года, а первую художественную прозу - в сорок два.
Долгое время Вальтер Скотт решал для себя вопрос, кто же все-таки он такой - юрист иди писатель. Должность у него была довольно высокая и, главное, хорошо оплачиваемая, обязанности - необременительные. Однако Вальтер Скотт не умел следовать известному правилу "дела не делай, но от дела не бегай". Взявшись за какое-нибудь дело, он посвящал ему время и силы на совесть. И он исполнял свои обязанности, ходил на службу, точнее ездил верхом, ибо дело его заключалось в том, чтобы объезжать порученный ему округ Селькирк (к югу от Эдинбурга), наводя порядок и разбирая тяжбы.
В горы Верхней Шотландии и на холмы Нижней Шотландии его часто вывозили еще в детские годы ради поправки здоровья - в младенческом возрасте он переболел полиомиелитом и остался хромым. Позднее, уже молодым человеком, он совершал те же маршруты по делам своих клиентов. А вскоре после того как Вальтер Скотт женился - на француженке из эмигрантской семьи11, - он и получил должность окружного шерифа, обязанности которого исполнял до конца своих дней.
Служебные инспекции по целой округе, которые совершал шериф Вальтер Скотт, были для него возвращением к предкам - в места, где жили многие поколения его дедов и прадедов. Ведь как отмечает самый первый его биограф и зять, лицо, хорошо осведомленное в обстоятельствах личной жизни Скотта, знаменитый романист, прославивший Верхнюю и Нижнюю Шотландию, являлся городским жителем. Он уже не жил на "пограничной полосе", и для него посещение этих мест было прогулкой, поездкой или, как мы бы сказали, командировкой. Если впервые в те же места Скотт попал ребенком ради лечения, то затем его привязала к ним служба. И эти странствия Вальтера Скотта в принципе немногим отличались от романтических экскурсий (одна поэма Вордсворта так и называлась "Экскурсия", она вышла одновременно с первым романом Вальтера Скотта). Разница заключалась в оценке этих более или менее обязательных перемещений, как и в отношении ко всему, что у романтиков считалось натуральным. Вальтер Скотт не совершал ошибки романтиков, он не воспевал (подобно Вордсворту) фермерской лопаты, которую сам не умел взять в руки. Как путник и наблюдатель Вальтер Скотт сознавал свою связь с традиционным окружением и в то же время не преувеличивал прочности этой связи. Что было, того уже быть не может, - таков его лейтмотив. Он умел восторгаться тем, что стоило восторгов, и относиться с иронией к достойному иронии, чего бы только ирония ни касалась, отживших свое "старых и добрых" нравов или "удобств" на лоне природы.