-- Привидение? -- переспросила Викуша, уставившись на облачко тумана, постоянно менявшее форму.
-- Да нет же! Дух! Вот ведь непонятливая.... -- ворчливо отозвалось облачко и приняло форму крылатой ушастой рептилии, чтобы почти тут же покрыться шерстью и явиться взору онемевшей от удивления девушки дымчато-серым котом.
-- Ага, -- кивнула Викуша, -- все ясно. Дух, -- хотя на самом деле ничего ей было не ясно.
-- Ты что, совсем меня не боишься? -- спросил кот, сияя золотыми глазами.
-- А надо?
-- Необязательно, -- махнул лапой дух и снова преобразовался в лопоухого дракончика, -- но все боятся.
-- А я не стану, -- вздохнула Викуша, -- потому что у меня уже нет сил ни бояться, ни удивляться. Слишком все вокруг... странное.
-- Правда? -- заинтересовался дух.
-- Правда, -- отозвалась девушка и как на духу поведала изменчивому духу о своей нелегкой попаданческой доле.
-- И что ты собираешься делать? -- спросил ушастый, выслушав исповедь.
-- А что я могу сделать? Сбежать бы отсюда, но как? Я ведь ничего тут, кроме этой кухни, не знаю.
-- Сбежать не выйдет, -- огорчил Викушу дух, -- на тебе метка, наружу не выпустит. Давай-ка лучше тут оставайся. Будем дружить с тобой, ты первая, кто меня видит, но при этом не пугается.
Так они и подружились. Дух велел ей именовать его Керкисом, сам же наотрез оказался называть судомойку любимым именем. Заявил, что 'Викуша' -- это, конечно, сладко и уютно, но для их отношений никак не подходит, и, попробовав на слух ее полное имя, выдал собственную версию: Викис. Она и согласилась.
Как потом выяснилось, метка не только за ворота не выпускает, но и вообще никуда, кроме кухни, жилого отсека для младших работников и заднего двора, куда она выносила помои. Новый мир оказался до нелепости крохотным. А еще в нем скудно кормили и заставляли работать от зари до зари без выходных и отпусков.
Несмотря на это, Викуша чувствовала себя здоровее и сильнее, чем когда-либо прежде. Приступы дурноты, связанные с малокровием и низким давлением, остались в прошлой жизни, мышцы окрепли, зрение улучшилось. Росту вроде не прибавилось, но зато появились какие-то женские формы, хотя Викуша думала, что этого с ней уж и не случится никогда -- шестнадцать все-таки уже. И не просто формы, а очень даже аппетитные. Вызывающие нездоровый (или наоборот, здоровый?) интерес у младшего кухонного персонала мужского полу. Пару раз ей пришлось отбиваться от слишком настойчивых проявлений этого интереса. До сих пор обходилось без серьезных неприятностей, но Викуше приходилось быть настороже. Все-таки расставаться с девственностью в обществе потного прыщавого юнца, у которого дурно пахнет изо рта, в ее планы не входило.
Викуша опять вздохнула -- что-то слишком много отвлекающих от работы мыслей крутится сегодня в голове. А работать не хочется совсем. Вот просто абсолютно! И девушка с тоской уставилась на гору грязных тарелок, которые ей еще предстояло перемыть. А вот бы здорово было, чтобы и впрямь как в сказке: взмахнуть рукой -- и тарелки сами в чан летят, окутанные сверкающими искорками... сами моются, сами в рядок на полочку встают, сами...
И Викуша взмахнула рукой, на миг вообразив себя могучей кухонной волшебницей. Стопка тарелок вздрогнула, слегка накренилась, ложка, венчавшая это сооружение соскользнула на каменный пол, и верхняя тарелка, словно освободившись от груза, шевельнулась и взмыла в воздух... чтобы тут же рухнуть вниз под сдавленное Викушино 'Ах!' и разбиться вдребезги.
-- Ты что творишь, поганка?! -- разгневанный голос старшего помощника распорядителя кухни громом прогремел над ее головой.
Викуша вжала голову в плечи, но от цепких пальцев грозного дядьки, ухвативших ее за ухо, это не спасло. Девушка съежилась, ожидая мощного подзатыльника или еще какой-нибудь экзекуции, но новый, не менее грозный голос внезапно изменил расклад сил на дворцовой кухне:
-- Прекратить!
Ухо тут же обрело свободу, и Викуша ухватилась за него, глотая невыплаканные слезы.
В дверях кухни стояли двое -- мужчина и женщина. Оба в фиолетовых мантиях, как у Граша, только безупречно чистых и отглаженных. Женщина, правда, несмотря на идеальное состояние мантии и вполне аккуратную прическу, выглядела слегка взъерошенной. Возможно, эта взъерошенность была внутренней и отражалась в ее взгляде -- насмешливом и в то же время исполненном любопытства. Зато ее длинноносый и длинноволосый спутник смотрел сурово -- за двоих.