-- Викис?
На сей раз ветер не подхватил ее, и девушка созревшим плодом свалилась со своего кресла прямо в сильные руки Терниса.
-- Ты что здесь делаешь? -- голос ее дрогнул, выдавая беспокойство.
А Тернис, оказывается, сразу понял причину ее тревоги и поспешил успокоить:
-- Я никому не скажу.
-- Что не скажешь? -- подозрительно уставилась на него Викис.
-- Про ветер, -- Тернис лучезарно улыбнулся.
Он видел! Он все видел и понял.
Викис выбралась из объятий парня и прислонилась к стволу дерева. Мысли плясали, как дикари у костра, и никак не желали собраться и выдать что-нибудь здравое. Ветер... он притих, но был где-то рядом. Как, впрочем, и всегда.
-- Викис... Викис, не бойся, -- мягкий голос Терниса пробивался к ее сознанию, -- я не выдам тебя не только потому, что не желаю тебе зла. Просто я сам такой.
-- К-какой?
-- Хозяин земли... Слабенький, не тренированный, но при желании могу договориться с этой стихией. Мне земля и подсказала, где тебя искать. Вот так. Тайна на тайну. Равноценный обмен.
-- Вот как? -- хрипло отозвалась Викис, все еще пытаясь собраться с мыслями.
-- Ага! Пойдем? -- и парень протянул ей руку. -- Меня сегодня раньше с работы отпустили, вот я и искал тебя.
-- Пойдем, -- кивнула девушка.
Рука у Терниса оказалась большая и теплая. Оказывается, Викис успела основательно озябнуть, пока общалась с ветром, но ухитрилась не заметить этого. А может, ее просто озноб пробрал от внезапного испуга.
-- Видишь ли, -- продолжал говорить Тернис, -- моя мать происходила из древнего магического рода. Она... успела познакомить меня с землей, прежде чем ушла в землю сама...
Голос Терниса дрогнул и сорвался, и Викис сжала его ладонь, вкладывая в это движение все свое сочувствие его боли.
С того дня между ними сложилась какая-то особая близость, не требующая слов. Просто им было хорошо вместе, и разбавлять тишину звуками не было никакой необходимости.
Около полудня Тернис уходил на свою работу, а Викис спешила в лес -- общаться с ветром. Тот тоже не нуждался в словах, но при этом нес с собой столько разнообразных сведений, что только и успевай усваивать. А вот заветное слово Викис говорить не решалась: все боялась, что это нарушит хрупкое доверие, установившееся между ней и стихией.
Потом, наигравшись с ветром, Викис возвращалась в школу, ужинала и шла в город -- встречать Терниса. Он поначалу возражал: мол, негоже девушке одной в темноте шастать. Но Викис видела, что ему нравится идти потом вместе с ней по зимней дороге и молчать, и себя она тоже не хотела лишать этого удовольствия.
Да и что могло быть опасного в благополучной столице Альетаны, городе ухоженном и небедном? До сих пор Викис не встречала в Алье ни нищих, ни бродяг, ни уличных хулиганов. Возможно, были такие кварталы, куда лучше вечером не заходить, но Викис дожидалась друга в самом центре, где вечерами было не то чтобы многолюдно, но и не пустынно. Она знакомилась с улочками, окружавшими рыночную площадь, заходила в лавочки, сияющие по-зимнему нарядными витринами. Иногда покупала себе какую-нибудь мелочь вроде сдобной булочки или недорогой, но симпатичной заколки для волос.
Ей было хорошо и спокойно, поэтому, свернув с торговой улочки в переулок, соединявший эту улочку с другой, такой же уютной и нарядной, Викис удивилась, но сначала даже не испугалась, когда дорогу ей перегородил ряд широких плеч. И только когда их обладатели двинулись на девушку с видом мрачным и решительным, она сообразила, что дела ее... плоховаты.
Что могла противопоставить адептка-первокурсница трем бугаям с явно недобрыми намерениями? Боевую магию? Ха-ха! Весь первый семестр их учили исключительно ставить защиту: круговую, куполообразную, отражающую, поглощающую, на одного человека, на группу... В общем, никаких огненных шаров и прочих атакующих приемов. Сойтись с ними в рукопашную? Еще смешнее! Спасибо, конечно, магистру Нолеро и мастеру Бакуру за уроки, но их явно было недостаточно.
Оставалось только одно -- убежать. Но -- увы! -- выход из переулка был перекрыт еще одной плечистой фигурой. И тогда Викис... закричала. Нет, завизжала. Или все-таки завопила? Она вложила в этот вопль весь свой ужас и протест, все недовольство собственной беспомощностью, всю свою надежду на чудесное спасение.