Богов немало, имеются даже иноземные, им и не поклоняется-то никто, так что не жалко. Стоп! Ведь разговор шел о самой великой жертве, а тут — какой-то жалкий иноземный божок… Нет, если уж приносить в жертву божество, так настоящее, выдающееся. Великая жертва великому богу — какой-нибудь другой великий бог. Кто самый великий? Ну, не создатель же, в самом деле… Он сделал когда-то свое дело, сейчас ему поклоняются немногие мудрецы, народ почти забыл о Демиурге. Да и усох, небось, старикашка, что вяленая рыба, такая жертва Шанустру не порадует, нет…
А как принести в жертву бога? Да не в этом вопрос… Потом, детали — потом… Во-первых, кто у нас самый великий бог? Ну, разумеется, Шанустра. Но нельзя же принести в жертву Шанустре самого Шанустру… Но, почему бы, собственно, и нельзя? В самом деле — такая жертва воистину самая великая, нет никаких сомнений!
Каттах заметался, решение пришло ему в голову, когда он проходил по городскому базару. От него и так шарахались, когда же бедные горожане увидели, что Верховный жрец, явно вне себя — Шанустра в него вселился, что ли — мечется по рынку, закатив глаза и сметая лавчонки на пути, как покупатели, так и торговый люд, побросав товары, бросились куда подальше от торговой площади. Что дорогие вещи, деньги — жизнь дороже!
Царь вздрогнул, неожиданно обнаружив возле себя Горра. Вроде мгновением назад сидел один-одинешенек у Большой Царской Карты, и вдруг появляется рядом этот бритый наголо череп.
— Теперь мне надо посетить Храм Солнца, — просто, без предисловий, заявил жрец.
Согласно обычаям, вход в Храм Солнца всегда открыт простому люду, воинам, иноземцам — всем, кому угодно, кроме жрецов иных культов. "Дабы не оставили на Солнце пятен" — приговаривали жрецы светила. Исключение делалось только для Верховного жреца царства.
— Боюсь, у тебя не с жрецами Солнца получится так, как со слугами Каттаха, — пожал плечами Лит.
— Так — не получится, — согласился Горр, — я изменю внешность, пройду тайно.
— Тогда зачем мое разрешение?
— Мне нужно не столько разрешение, сколько помощь, — объяснил жрец, — твои люди, по твоему распоряжению, устроят какой-нибудь закрытый обряд. Мне нужно некоторое время, чтобы все приготовить…
— Что же, — кивнул царь, не пытаясь выяснить, что такое "все" собирается "готовить" в Храме Солнца жрец Тайных Слов, — у меня гостит принц Балабак, в их стране Солнце — выше остальных культов, думаю, он с удовольствием совершит их обряд и в нашем храме…
— Да, это идеальное решение, — согласился жрец, — есть предлог вывести на некоторое время наших жрецов из Круглой залы… Хотя наши могут возражать?
— Я сам пойду на молебен с Балабаком, это только скрепит нашу дружбу, — решил царь, — а мне жрецы не возразят, надеюсь…
Лит и Горр переглянулись. Разумеется, царь вдруг так возжелал участвовать в церемонии сам не только ради сказанных вслух двух причин. Ему еще и очень хотелось пронаблюдать своими глазами за действиями жреца…
Царь слегка разозлился. Еще бы — сколько ни смотрел во все глаза вокруг во время обряда Балабака, так ничего и не заметил. Все искал глазами кого-нибудь, хоть отдаленно напоминающего Горра — и все безуспешно. Чуть шею не свернул в этой Круглой Зале, по "полному кругу" голову вращая! Хоть иноземного посла порадовал, и то — хорошо.
Днем спустя Лит еще раз отправился в Храм Солнца. И совсем не удивился, когда минутой — царь взглянул по приходу на солнечные часы, фаллосом розового мрамора торчавшие посреди Круглой залы — позже в Храм заявился Верховный жрец. Увидев царя, Каттах нахмурился.
— О повелитель, — бросил он сквозь зубы, — тысячу тысяч лет тебе жизни! Мне надо остаться наедине со Светилом!
— Да, да, конечно, — чуть засуетился царь, к нему вновь вернулась робость пред Верховным, — я сейчас…
Еще минутой спустя Верховный жрец остался в Круглой Зале один. Лит торопился уходить, зашел в малую счетную сферу, завел разговор со служителями. Те рады стараться — в который раз за тридцать прожитых лет царь внимательно слушал, что означает, когда солнечный зайчик попадает на какую из линий в урочный день года…
— Владыка хочет знать, владыка хочет взглянуть? — услышал Лит шепот у самых ушей, тот самый, предназначенный только ему. Им владели жрецы тайных слов, сейчас эти слова предназначались только ему, тем не менее, не посвященный в последние события, услышав случайно, все равно ничего бы не понял.