Второй офицер отпрянул, зацепился ногой за ногу, упал. Дрожащей рукой зашарил по поясу, ища пистолет.
Михель захохотал, и смех его походил на уханье филина. Взмахнув рукой, он швырнул кровоточащую челюсть в пораженную ужасом толпу. Зал огласился воплями и визгом. Потерявшие от страха голову люди гурьбой ринулись к дверям.
Белкин дрожащими руками пытался перезарядить пистолет. Пуля выскользнула у него из пальцев и запрыгала по дощатому полу. Откуда-то сбоку грянул выстрел – это пальнул второй офицер.
Но пуля зависла перед лицом немца, не причинив тому ни малейшего вреда, а потом, вращаясь, со свистом полетела назад и угодила обратно в дуло. Пистолет разлетелся вдребезги, разворотив и державшую его руку. Офицер завизжал, перекатился на живот и на локтях пополз прочь.
Михель раскинул руки, словно хотел заключить испуганных людей в объятия. И, будто повинуясь его жесту, окна вдруг взорвались, и в зал с ревом ворвался снежный вихрь. Ливень осколков ударил по толпе, стекло втыкалось в лица, в руки, рассекало глаза. Многие попадали на пол. Уцелевшие, топча их и сбивая друг друга с ног, ломились к двери. Они раздавали удары направо и налево, продираясь к выходу, не щадили даже детей, заглушая их плач криками и бранью. Обезумевшая толпа хлынула на двор. Лекарь, не обращая внимания на бегущих, подошел к пытающемуся уползти офицеру. Ударом ноги в плечо он опрокинул злосчастного стрелка на спину, ухватил за грудки, поднял на ноги… Офицер тихо всхлипнул.
Михель впился зубами ему в лицо.
Офицер по-заячьи заверещал.
Белкин оцепенело наблюдал за происходящим, чувствуя, что вот-вот сойдет с ума. А может, уже сошел? Ведь не могло такого быть, не мог желчный пьяница Михель превратиться вдруг в чудище неуязвимое…
Обмякшее тело офицера повалилось на пол. С набитым ртом Михель повернулся к Белкину. Сглотнул. Белкин готов был поклясться, что шея доктора раздулась, как у змеи, когда ком изжеванной плоти проходил через его глотку.
– Я предлагал вам потравить этих тварей, – произнес Михель неузнаваемым, рокочущим голосом. – Вы же послушали попа. Пусть теперь он попробует вас защитить!
Чья-то рука схватила коменданта за плечо и потащила в сторону.
– Бежим! – гаркнул прямо в ухо знакомый голос.
Повернув голову, Белкин увидел Уварова. Лицо охотника было искажено ужасом. Он потащил Белкина к маленькой боковой двери.
– Бегите! – проревел Михель. – Бегите!
Они вырвались за дверь и сразу угодили в воющую бледно-серую мглу. Метель секла лицо, выхлестывала глаза. Ветер пронизывал до костей, казалось, он выдувает из тела жизненное тепло. Уваров что-то прокричал, но Белкин не расслышал за ревом ветра.
– Что?! – крикнул он в ответ.
Но ответить Уваров не успел: со всех сторон грянули отчаянные, полные муки вопли, заглушившие даже свист и завывания ветра. И жалобно визжали собаки. Потом послышался глухой стук, словно что-то тяжелое упало на землю с большой высоты, и один из кричавших умолк. Еще один стук – еще один крик затих. Взвизгнула, прежде чем навсегда умолкнуть, собака…
Один за другим крики обрывались глухими ударами, и вскоре уже ничего было не слыхать, кроме завываний разбушевавшейся стихии. Как будто все обитатели форта – промысловики, алеуты, офицеры, дети и женщины – растворились в снежной круговерти.
– ЭЭЭЭЭЭЭЙ!!! – завопил Белкин, но ледяной ветер тут же заткнул ему рот.
– Ээээээй! – слабо отозвались из темноты.
– Ка-те-ри-на! – прокричал Уваров. В ответ откуда-то издалека донесся детский плач.
– Сбереги Ванятку, Катеринушка, – зашептал Уваров и потащил растерянного коменданта туда, откуда слышался плач. – Не дай упырю до него добраться!
И будто в ответ послышался звонкий отчаянный крик. Он тут же оборвался. Уваров на мгновение замер, а потом рванулся вперед.
– Осип, стой! – кричал Белкин.
Позади раздался оглушительный треск, потом грохот. Земля вздрогнула под ногами.
– Здание обрушилось, – прошептал Белкин. Из глаз текли слезы; от отчаяния или секущего ветра – того он и сам не знал. – Что же это, Осип?..