Спецгруппа потянулась по тротуару в сторону Консисторской улицы. Поэт летел впереди, широким размашистым шагом – так в молодости спешат на встречу с новой возлюбленной, с горящими глазами и замирающим сердцем. Сразу за ним, с легкостью держа темп и не убирая руку с кобуры, двигался Солдат. Его сапоги гулко цокали по мостовой. Следом спешил Поп, пыхтя и энергично размахивая руками, будто дирижируя невидимым оркестром. Ветер развевал полы его рясы. Анархист шел последним. В немецком заплечном ранце он нес полтора десятка заостренных осиновых кольев и две дубовые киянки, в руках – трехлинейку с примкнутым штыком. За пояс был заткнут обычный плотницкий топор.
Когда они выбрались через арку на Консисторскую, Поэт на мгновение замешкался. Пометавшись из стороны в сторону, он замер посреди проезжей части, склонил голову набок и прислушался.
– Ну чисто охотничий пес на болоте, – прошептал Анархист, ухмыляясь в усы. – За уткой идет.
Минуту спустя, определившись с направлением, Поэт помчался в сторону Новгородской улицы. Было что-то болезненное, истерическое в его движениях, как если бы каждое из них стоило ему огромных сил и могло оказаться последним. Он надрывался, ломал себя, одержимый то ли неодолимым вдохновением, то ли ужасом, то ли жаждой прекратить затянувшиеся мучения.
– Вот куда так спешить, – бурчал под нос Поп, с трудом держась с ним вровень. – Можно подумать, опаздываем. Проклятая современная поэзия: начитаются своих четверостиший и носятся потом по городу как оглашенные. То ли дело раньше были оды…
Когда до поворота на Новгородскую оставалось с десяток шагов, из-за угла вывернул патруль – трое красноармейцев в шинелях, с винтовками на плечах. Увидев несущегося прямо на них растрепанного человека, за которым спешили вооруженные и явно подозрительные личности, красноармейцы среагировали мгновенно: один из них схватил Поэта в охапку, а двое других шагнули навстречу преследователям, выставив перед собой винтовки:
– Стоять!
– Я действую по поручению Петроградской ЧК. – Не реагируя на окрик, Солдат вынул из внутреннего кармана удостоверение. – Спецгруппа Багряка…
– Стоять, сказал! – Патрульный, не удостоив бумагу взглядом, уткнул острие штыка ему в грудь. – Молчать! Бросай оружие!
– Мое оружие – слово! – проревел Поп, выдвинулся из-за спины Солдата, выпятив брюхо и наступая на патрульных. – Сим словом я сокрушу вас, порождения ехиднины!
Он отбросил в сторону нацеленный на него винтовочный ствол, приблизился вплотную к красноармейцу, согнулся и, тяжело содрогнувшись, опорожнил желудок. Все выпитое за последние часы, обильно сдобренное полупереваренным хлебом, желчью и кровавыми сгустками, хлынуло патрульному на сапоги дурно пахнущим потоком.
– Твою-то в бога душу мать! – рявкнул облеванный, запоздало отшатнувшись. – Ну-ка назад!
– Храни тебя Господь, отрок, – пропыхтел Поп, выпрямляясь и утирая губы. – Полегчало-то как…
Облеванный пнул его в живот. Поп легко опрокинулся наземь, расплылся на мостовой, блаженно улыбаясь. Воспользовавшись заминкой, Солдат все-таки сумел обратить внимание двух других красноармейцев на удостоверение. Они одернули разъяренного соратника и отпустили безучастного ко всему Поэта, а затем долго и тоскливо рассматривали бумажку, по складам разбирая написанное, терли пальцами печать, чесали в затылках. В конце концов спросили, указывая на Попа, по-прежнему лежащего на земле и пристально смотрящего в небо:
– С этим что?
– Он с нами, – сказал Солдат. – Ключевой сотрудник.
– Общественный порядок нарушает ваш сотрудник.
– К сожалению, без него никак. Ведем преследование опасного преступного элемента, и для опознания и розыска вынуждены задействовать все силы.
– Ясно. – Красноармейцы вернули удостоверение. – Удачи.
Солдат коротко кивнул. Патрульные двинулись по улице положенным маршрутом – столь же бдительные, столь же бравые, как и прежде, только облеванный постоянно смотрел на испачканные сапоги и громко матерился. Солдату пришлось схватить Поэта за локоть – почуяв свободу, тот рванулся дальше, но Анархисту потребовалась почти минута, чтобы заставить Попа подняться.
По Новгородской они добежали до Кирочной, и здесь Поэт нырнул во дворы. Там царила полная тьма. Постоянно окликая друг друга и поскальзываясь в невидимой грязи, спецгруппа товарища Багряка летела сквозь ночь, из одного колодца в другой, летела на зов Красной Дамы. В какой-то момент оказалось, что они уже поднимаются по узкой деревянной лестнице. Скрипели под подошвами некрашеные доски, ноздри наполнял запах свежей смерти.