— Постой, я провожу тебя. Ты в госпиталь? — бросился за девушкой Джено.
— Не надо меня провожать. Мне не место у его постели. Я просто хочу побыть одна.
— Дорогая, останься! — Ненси пыталась удержать Кристину. — К тебе сейчас нагрянут репортеры. Может, лучше побыть у нас? — Она вопросительно заглянула в потемневшие глаза Кристины, но не увидела в них ничего, кроме отрешенности.
— Не беспокойтесь. Не следите за мной. Как доберусь домой, сразу позвоню. Вы поняли? — Кристина посмотрела в тревожное лицо Джено и твердо повторила: — Позвоню.
…Она не позвонила. А направившийся, несмотря на запрет, вслед за ее «фиатом» Эудженио потерял машину из вида. Шоссе, танцуя и распевая песни, запрудила костюмированная толпа. Проводив взглядом удаляющийся автомобиль, Джено понял окончательно то, что уже и так было ясно: Кристина не поехала в свой отель. Выжимая предельно допустимую скорость, рискованно лавируя между машинами, она неслась прочь, покидая празднично светящийся Рим.
Часть первая
ПРИНЦЕССА НА ОБОЧИНЕ
1
Почему так часто, получая пинки от жизни, Кристина вспоминала тот случай? Ведь были уже в ее биографии моменты и пострашнее, раны поглубже… Но нет, — подстегивая оборонительный пыл, едкую злость, заставляющую выпустить коготки, она мысленно возвращалась в тихий, майский вечер. В пригород Москвы, где вот уже сорок лет стоял себе на девяти сотках деревянный дом бабушки.
Впереди три праздничных дня, один из которых — «со слезами на глазах», — 9 Мая. Прозрачные сумерки, кажется, застыли, мешая наступлению ночи. В домах не зажигают огней, и лишь яркой лентой уходит к светящейся в дымке Москве вереница украшенных красными лампочками столбов.
У калиток, выходящих к шоссе домов, еще разложены для продажи на табуретках и ящиках пучки редиски, лука и петрушки, стоят банки с тюльпанами и нарциссами, очень в эти дни популярными. Тоненькая девушка Кристина, названная так в результате старинной любви-зависти матери к Алле Пугачевой, сидит на скамейке у забора, провожая взглядом поток уносящихся за город машин. Кроме общепринятого садового ассортимента, на табуретке Кристины стоят букетики гиацинтов, обернутые в хрустящий целлофан. Анастасия Сергеевна очень гордится своими цветами, всего-то двадцать луковиц, а возни с ними не оберешься — уж очень капризное растение этот гиацинт. Говорят, где-то в Средиземноморье они растут сами, покрывая благоухающим ковром прибрежные склоны. А у нас — выхаживай как маленького ребенка. Зато как поднимутся высокие стрелки в лиловых, сиреневых и белых колокольчиках — таких нежных, ароматных, — на сердце радость!
Кристине вся эта продажа ни к чему. Просто нравится смотреть, как проносится мимо чужая «красивая жизнь» — поток иномарок с оранжево-красными полосами габаритных огней и настроением наглой нетерпимости к отечественным развалюхам. Еще бы! Хозяева жизни торопятся в свои коттеджные городки, охраняемые заборами и матерой спецобслугой. Уж Кристина-то знала, что скрывается под черепичными крышами новеньких затейливых домов типа иностранных «шале» или русских «теремков». Там, в обстановке сумасшедшей роскоши, сказочного комфорта и барской вседозволенности, протекает та самая жизнь, о которой без конца талдычит реклама и с завистливым шипением сплетничают журналисты. Среди офигенных ванн-джакузи с золотым напылением, мраморных каминов и колонн в зимних садах с пальмами и фантастическими орхидеями, под звуки высококлассного музыкального центра сонно бродят, накинув на обнаженные плечи соболиный мех, длинноногие девочки. Они томно возлежат на гигантских кроватях от Карло Фортини, заказывая по радиотелефону номер в пятизвездочном отеле Парижа или Монте-Карло, нехотя проглатывают изысканные деликатесы, ублажая время от времени своих богатеньких и чрезвычайно щедрых патронов. Тех, которых катят сейчас мимо нее умопомрачительные автомобили.
Волнующе-греховная и великолепно-беззаботная жизнь — сладкая, благоухающая, шальная — пролетает мимо, обдавая бревенчатые домики клубами пыли и выхлопных газов.
— Тина, неси в дом, что осталось, уже темно, — крикнула с крыльца бабушка, упорно называвшая внучку этим противным, но, по ее убеждению, старорусским именем. Уж чересчур изысканно-иностранно звучало для «училкиной дочки» имя Кристина. Все-таки не чета Пугачевой Алла Владимировна Ларина, хоть и тезка и кончала иняз, а во французскую школу пошла преподавать только, чтобы дочь под присмотром держать. Да и Кристина Ларина своей тезке Орбакайте не ровня: та уже с пеленок звезда, а Тинка все дурью мается, никак за ум не возьмется.