— «Если истинная любовь озарит тебя, защищай ее. Помни о змеях, бессердечниках, пауках и фавнах».
— Ничего не понимаю. Может быть, мы уйдем отсюда? А ты разъяснишь мне все по дороге?
— А что тут понимать? — Эрнестина будто не слышала моих слов. — Истинную любовь надо беречь и охранять. Меня она озарила, сомнений никаких нет. Поэтому тебе со мной ничего не грозит.
Словам об «истинной любви» я обрадовался, конечно. Особенно тому, что произнесены они были в центре самой грандиозной помойки планеты.
И десяток скалящихся тварей, похожих на волков с зубастыми утюгами вместо морд, немного подпортил впечатление от ее признания.
— Давай уйдем отсюда, милая, — предложил я. — Или хотя бы продолжим разговор на дереве. Какая-то негостеприимная компания подобралась.
— Я даже сама сразу не поверила, несколько раз перечитала, нет, все сходится, истинная… Ты о чем это? А, бессердечники пожаловали. Тут как раз граница их долины, они по оврагу забираются…
Твари одновременно лязгнули зубами и сомкнули круг.
Эрнестина схватила одного за шкирку, второго — за хвост и отбросила вниз в грязную жижу. Еще двоих она столкнула ногами, а оставшихся раскидала неуловимыми движениями. Те, которые не потонули в гнилом болотце, скатывались по стенкам оврага, жадно хватая ртами воздух. Если бы я не видел схватки, то подумал бы, что их поразило электрическим разрядом.
Я вернул Эрнестине книгу, которую, как оказалось, она успела передать мне на сохранение, подал ей руку и помог спуститься.
— И этих ты тоже убила…
— Бессердечников? Да что им будет, они же без сердца, неубиваемые, — отмахнулась Эрнестина.
Озеро быстро смыло с нас все следы пребывания на месте катастрофы.
Но мысль о полусгнившем корабле из головы не выходила.
— Не хотелось бы закончить так же, — повторил я.
— Но с вами так и не произойдет. Ваш-то корабль невредим. — Эрнестина водрузила себе на голову корону из ярких ракушек и залюбовалась отражением.
— Мы вообще-то из-за поломки здесь очутились, — напомнил я.
— Да нет у вас никакой поломки, я же чувствую. — Нимфа говорила серьезно, и я насторожился. — Это же так просто… Тот корабль был тяжело ранен, и он лег умирать, оставив своего пилота наедине с лесом. А ваш полон сил и энергии. Сыт и здоров. И рвется в полет. Ему, конечно, и здесь неплохо, — Эрнестина на миг задумалась, то ли подбирая слова, то ли напрямую читая мысли нашего такси, — «среда неагрессивная, флора и фауна дружелюбные», но он рожден для путешествий и немного заскучал.
— А чего тогда придуривается? — проворчал я, одеваясь.
— Так это не корабль придуривается, а кое-кто другой, я тебе сразу сказала.
— Эрнестина, — я погладил ее по белоснежной спине, чувствуя, как сжимается сердце, — ты понимаешь, что это все значит?
— Ты должен покинуть мою планету, и у тебя нет для этого никаких препятствий, — горько сказала она.
— И ты не расстроишься?
— Я только что успела прочитать еще и девятое правило.
— Ты же утром сказала, что вспомнила все?
— Последние правила меня раньше никогда не касались, поэтому вспоминать было нечего, — усмехнулась нимфа, заворачиваясь в свое платье. Я привычно помог поддержать ей ткань на плечах, пока она завязывала лиану-пояс. — «Если истинная любовь глубоко поразила тебя — будь осторожна, ты недалека от гнева».
— Лучше ты, чем зубастые твари и змеи из гнилого болота, — быстро сказал я.
Она вздрогнула.
— Ты это к чему?
Я промолчал. Нимфа забежала вперед и перегородила мне дорогу.
— Нет, ты скажи, ты о чем сейчас подумал?
На миг мы напомнили мне двух подростков, выясняющих, кто на кого не так посмотрел на перемене. Я уже догадывался, что рано или поздно вызову ее гнев, но не собирался делать это в ближайшие дни, жизнь все еще казалась мне прекрасной.
— Я же говорила тебе о восьмом правиле. Тебе ничего не грозит с моей стороны, напротив, я могу защитить тебя от любой опасности на моей планете.
— О каком же тогда гневе речь?
— Да о любом. На дождь, на бессердечников, на твоего пилота. Могу просто так рассердиться, могу по твоей просьбе…
Я прервал ее, обхватив и крепко прижав к себе.
— Не сегодня, дорогая. Не сегодня и не завтра, хорошо?
Мы выторговали друг у друга еще неделю. Расставаться было трудно, но затягивать я тоже не решался. Слишком велико было желание забыть про остальной мир и поселиться здесь с Эрнестиной навсегда.