Он всем доказал, что способен выжить и добиться процветания. Теперь ему не к чему было стремиться, нечего доказывать, и от этого жизнь вдруг стала казаться пустой и бессмысленной.
Добившись всего, к чему стремился, Зак стал искать удовлетворения в иных сферах. Он строил особняки, покупал яхты, водил гоночные автомобили. На гламурных приемах он появлялся с самыми красивыми женщинами, которых потом укладывал в постель. Он получал удовольствие от их красивых тел и часто от их общества тоже, но никогда не воспринимал их всерьез, и это по большей части устраивало и его, и женщин. Он стал чем-то вроде сексуального приза, его добивались потому, что переспать с ним было престижно, а актрисы еще и потому, что он обладал влиянием и связями, которые могли быть им полезны. Как и все суперзвезды и секс-символы до него, он стал заложником собственного успеха. Он не мог и шагу ступить, чтобы ему не досаждали поклонники и поклонницы. Женщины совали ему в руку ключи от номеров в отеле и подкупали портье, чтобы попасть в его номер. Жены продюсеров приглашали его в свои загородные дома на уик-энд и, ускользнув от мужей, забирались к нему в постель.
Хотя Зак часто пользовался теми благами, какие предоставляла ему популярность, что-то в нем, то ли совесть, то ли латентная набожность, восставало против беспорядочных сексуальных связей и порхания по жизни. Процветающие в Голливуде нарциссизм и нуворишество подспудно внушали ему отвращение, Голливуд представлялся ему чем-то вроде сточной канавы, кишащей человеческими отбросами, вонявшей так, что хоть нос зажимай.
Однажды утром Зак проснулся с ощущением, что не может так дальше жить. Он устал от бездумного секса, от шумных вечеринок, его тошнило от невротичных актрис, амбициозных старлеток и того образа жизни, который вел.
Он стал искать способ заполнить пустоту, найти для себя новую цель в жизни. Актерство больше не поглощало его целиком, как раньше, и поэтому он стал подумывать о режиссуре. Он понимал, что провал в качестве режиссера грозит ему катастрофой, но риск лишь разжигал в нем азарт. Желание, пусть не вполне осознанное, создать фильм уже давно жило в нем, и теперь режиссура стала его новой целью, и Зак со всей свойственной его натуре увлеченностью принялся за ее осуществление. Президент «Эмпайр» Ирвин Левин пытался отговорить его от этой затеи, он умолял и увещевал, но в конечном итоге был вынужден капитулировать. Впрочем, Зак ни на что иное не рассчитывал.
Фильм, который отдал ему на растерзание Левин, был малобюджетным триллером под названием «Ночной кошмар». В нем было две главные роли, одна для девятилетней девочки, другая для матери. На роль ребенка по настоянию студии была утверждена Эмили Макдэниелс с легендарными ямочками Ширли Темпл. Сейчас ее звезда катилась к закату, поскольку Эмили было почти тринадцать, но на экране она вполне могла сойти за девятилетнего ребенка, и контракт со студией был у нее еще не расторгнут. Гламурная блондинка Рейчел Эванс, утвержденная на роль матери, тоже не была на пике популярности. В предыдущих своих фильмах Рейчел играла лишь второстепенные роли и ни в одной из них не проявила выдающихся актерских талантов.
Студия всучила Заку этих двух актрис по вполне понятной причине: ему хотели преподать урок, внушить, что его конек – актерство, а никак не режиссура. Фильм в лучшем случае мог окупить расходы на его производство, и, как надеялись продюсеры, полученный результат убедит Зака в том, что не стоит понапрасну растрачивать свои силы, ввязываясь в безнадежное предприятие.
Он все понимал, но это его не остановило. Еще до того как фильм был запущен в производство, Зак несколько недель потратил на то, чтобы пересмотреть все фильмы с участием Рейчел и Эмили, и понял, что в некоторых моментах, пусть и кратких, Рейчел Эванс играла талантливо. Детская прелесть Эмили, изрядно поблекшая в пубертатном периоде, сменилась свежестью юности, которая очаровывала, потому что была не наигранной, а настоящей.
Зак постарался вытащить из этих двух женщин все, что мог, в течение последующих восьми недель съемок. Его настроенность на успех оказалась заразительной, не последнюю роль сыграло и врожденное чувство времени и умение «ловить свет», но главной слагающей успеха оказалось его интуитивное знание того, как представить Эмили и Рейчел с самой выигрышной стороны.
Рейчел злилась на него за то, что он заставлял ее делать бесчисленные дубли и, как ей казалось, постоянно к ней придирался, но когда посмотрела отснятый материал, лишь тихо сказала:
– Спасибо, Зак. Впервые в жизни я увидела, что могу играть по-настоящему хорошо.
– И похоже, я могу по-настоящему хорошо снимать кино, – насмешливо передразнил ее Зак. Он был доволен увиденным и не скрывал этого.
Рейчел была потрясена.
– Ты хочешь сказать, что сомневался в успехе? Я думала, ты на все сто в себе уверен!
– Честно говоря, я ни одной ночи не спал спокойно с тех пор, как мы начали снимать, – вздохнул Зак. Впервые за многие годы он кому-то признался, что недостаточно уверен в себе, но этот день был особенным во всех смыслах. Зак только что получил наглядное подтверждение своему режиссерскому таланту. Более того, благодаря его таланту режиссера шансы на актерское будущее обаятельного ребенка по имени Эмили Макдэниелс значительно возросли. Эмили заметили критики, и оценка ее игры была самая лестная. Зак так полюбил Эмили, что стал даже подумывать о том, не завести ли ему самому ребенка. Наблюдая за тем, как она общается с отцом, который постоянно присутствовал на съемках, как они вместе смеются, как им хорошо друг с другом, Зак вдруг понял, что сам хочет иметь семью. Вот чего ему так не хватало в жизни: жены и ребенка, которые бы радовались вместе с ним его успехам, с которыми можно вместе смеяться, ради которых стоило жить и работать.
Они с Рейчел отметили выход картины в прокат совместным ужином у него дома, а прислуживал за столом пожилой дворецкий Зака. Атмосфера обоюдной откровенности возникла еще до ужина, когда Зак и Рейчел поделились друг с другом своими тайными сомнениями в собственном таланте, и эта атмосфера способствовала непринужденной интимности, которая в случае с Заком была явлением беспрецедентным и имела своего рода терапевтический эффект. Они ужинали в его доме в Лос-Анджелесе на берегу залива Санта-Моника, которым можно было любоваться через стеклянную стену высотой в два этажа, и говорили, говорили без конца, говорили о чем угодно, только не о работе, что для Зака явилось приятным разнообразием, поскольку предыдущий опыт общения с актрисами показал, что они ни о чем другом, кроме как о «деле», говорить не желают. Вечер закончился в постели, где и Зак, и Рейчел смогли сполна насладиться друг другом, поскольку оба любили заниматься сексом и предавались этому занятию с полной самоотдачей. Страсть Рейчел казалась Заку вполне искренней. У него не возникло ощущения, что, отдаваясь ему, она расплачивается за то, что он сделал для нее как режиссер, и это тоже ему понравилось. И вообще он был доволен всем, что происходило между ними в постели. Ему нравились и пылкость Рейчел, и ее чувственность, и ее ум.
Перевернувшись на живот и приподнявшись на локтях, Рейчел посмотрела на него и спросила:
– Зак, какая у тебя главная мечта в жизни? Я имею в виду настоящую мечту.
На мгновение он замер, а потом, возможно, то ли от того, что ослабел от любовных игр, или от того, что ему надоело все время притворяться, делая вид, что он доволен жизнью, он ответил совершенно искренне:
– Я мечтаю о маленьком домике в прериях.
– Что? Ты хочешь сказать, что мечтаешь сняться в продолжении сериала «Маленький домик в прериях»?
– Нет, я хочу жить в таком домике. Впрочем, он не обязательно должен находиться в прериях. Можно купить ранчо где-нибудь в горах.
Рейчел расхохоталась:
– На ранчо! Ты же терпеть не можешь лошадей, и тебя воротит от коров, и все об этом знают. Мне Томми Ньютон рассказывал. – Томми Ньютон работал в «Ночном кошмаре» помощником режиссера. – Томми был осветителем в первом вестерне, том, где ты снялся еще совсем мальчишкой с Мишель Пфайффер. – С улыбкой Рейчел провела подушечкой пальца по его губам. – Как бы там ни было, что ты имеешь против коров и лошадей?