Зак игриво прикусил ее палец и сказал:
– У них наблюдается ярко выраженный географический кретинизм, и потому их всегда заносит совсем не туда, куда надо. Именно это и произошло в той первой картине: жеребцы развернулись и понеслись прямо на нас.
– Мишель говорит, что ты тогда спас ей жизнь. Ты подхватил ее и отнес в безопасное место.
Зак опустил голову и усмехнулся.
– Мне пришлось ее спасти, – пошутил он. – Я как угорелый мчался к скалам, а лошади мчались за мной. Мишель оказалась у меня на пути. Я подхватил ее только для того, чтобы она не мешала мне спастись бегством.
– Не скромничай. Она говорила, что сама бежала со всех ног и звала на помощь.
– И я тоже, – шутливо округлив глаза, сказал Зак. – Мы оба были тогда почти детьми. Кажется, с тех пор прошло уже сто лет.
Рейчел перевернулась на бок и прижалась к Заку всем телом, проводя пальцем от его плеча к пупку. Но, дойдя до пупка, она замерла.
– Откуда ты родом на самом деле? Только, пожалуйста, не рассказывай мне сказки о том, что ты рос беспризорником, объезжал лошадей и гонял по округе на мотоцикле с бандой байкеров.
Желание пооткровенничать не простиралось настолько, чтобы Зак захотел обсуждать свое прошлое. Он никогда не делал этого прежде и менять привычки не собирался. Когда ему было восемнадцать и в отделе по связям с общественностью его попросили предоставить сведения о себе, он холодно предложил им самим заполнить белые пятна в его биографии той информацией, какую они захотят придумать: пусть сочиняют любую сказку, но его прошлое, его реальное прошлое, умерло даже для него, а о покойниках либо хорошо, либо ничего. Зак предпочитал последнее.
– Я обычный парень, как все, – уклончиво ответил он, тем самым ясно давая ей понять, что пора менять тему.
– Но ты не из тех простых парней, кто не знает, в какой руке держать вилку, а в какой нож, это уж я точно тебе говорю, – не унималась Рейчел. – Томми Ньютон рассказал, что даже в восемнадцать у тебя было в избытке того, что он называл «светским лоском». Правда, это единственное, что он мог рассказать о тебе, а ведь вы работали вместе в нескольких фильмах. И никто из актрис, что с тобой работали, тоже ничего о тебе не знает. Гленн Клоуз и Голди Хоун, Лорен Хаттон и Мэрил Стрип – все они говорят, что с тобой замечательно работается, но ты человек очень закрытый. Я это знаю, потому что я их спрашивала.
Зак даже не попытался скрыть досаду.
– Если думаешь, что твое любопытство мне льстит, то заблуждаешься.
– Я ничего не могу с собой поделать, – со смехом ответила Рейчел и поцеловала его в щеку. – Вы, мистер Бенедикт, – воплощение самой заветной женской мечты об идеальном любовнике. Ни для кого не секрет, что ни одной из женщин, которые побывали в этой постели до меня, не удалось вызвать вас на по-настоящему откровенный разговор о себе. И поскольку мне повезло оказаться в этой постели рядом с вами, и поскольку вы говорили сегодня со мной о многом таком, что касается лично вас, я решила, что либо мне удалось застать вас в момент слабости, либо… возможно… я нравлюсь вам больше, чем другие. Как бы там ни было, я должна попытаться выяснить о тебе нечто такое, чего не могли обнаружить другие женщины. Сейчас на кону стоит моя женская гордость, вы же понимаете.
Ее беспрецедентная прямота даже развеселила Зака. Она предлагала играть в открытую, и он решил: почему бы и нет?
– Если ты хочешь и дальше нравиться мне больше прочих, – сказал он только наполовину в шутку, – перестань меня допрашивать. Давай поговорим о чем-то более приятном.
– Кстати, о приятном… – Рейчел легла к нему на грудь и, глядя ему в глаза, игриво улыбнулась. Зак, что естественно, ожидал от нее какого-то непристойного предложения, но ее выбор темы так его удивил, что он рассмеялся. – Давай подумаем… Я знаю, что ты терпеть не можешь лошадей. Но ты любишь мотоциклы и спортивные машины. С чего бы это?
– С того, – насмешливо ответил он, переплетая пальцы с ее пальцами, – что они не собираются в табуны со своими приятелями, когда ты их паркуешь, и не пытаются тебя переехать, когда поворачиваешься к ним спиной. И они движутся туда, куда ты им указываешь.
– Зак, – прошептала она, касаясь губами его губ, – мотоциклы – не единственное, что движется в заданном тобой направлении. Я могу делать то же самое.
Зак отлично понял намек. Он указал ей нужное направление, и она опустилась ниже и наклонила голову.
На следующее утро Рейчел приготовила ему завтрак.
– Мне бы очень хотелось сняться еще в одной картине… Чтобы окончательно доказать всему миру, что я на самом деле могу играть, – сказала она, засовывая в духовку булочки.
Довольный и расслабленный Зак наблюдал за тем, как она хлопочет на кухне в домашних брюках свободного покроя и в его рубашке, завязанной узлом на талии. В одежде, лишенной сексуального подтекста, без изысканного макияжа она казалась ему намного милее и привлекательнее. И он уже успел обнаружить, что она еще и умна, чувственна и остроумна.
– А потом? – спросил он.
– А потом я бы хотела оставить карьеру. Как и ты, я мечтаю о настоящей жизни, в которой есть место чему-то более важному, чем борьба с лишними килограммами или возрастными морщинами. Волшебная страна грез, в которой мы обитаем, и те насквозь фальшивые сказки, в которые мы заставляем верить весь остальной мир, не стоят того, чтобы на них тратить жизнь.
Для Зака такого рода заявление, прозвучавшие из уст не кого-нибудь, а актрисы, было подобно глотку свежего воздуха. И поскольку он и сам собирался завязать с кино, ему показалось, что он наконец встретил женщину, которой был нужен именно он, – он, сам по себе, – а не то, что он мог сделать для ее карьеры. Зак думал об этом, когда Рейчел, наклонившись над кухонным столом, глядя ему в глаза, спросила:
– Ну как? Мои мечты перекликаются с твоими?
Зак осознал, что она делает ему предложение, без лукавства, без расчета на эффект. Он восхищался храбростью этой женщины. Какое-то время он просто молча и внимательно смотрел на нее. А потом, не пытаясь сделать вид, насколько важно для него то, что он услышит в ответ, спросил:
– А дети есть в твоих мечтах, Рейчел?
Нежно и без колебаний она сказала:
– Твои дети?
– Мои дети.
– Мы можем начать прямо сейчас?
Зак засмеялся от неожиданности, но когда Рейчел оказалась у него на коленях, веселость сменилась глубокой нежностью и вновь зарождающейся надеждой, хотя он думал, что все эти эмоции для него утеряны навсегда, еще двенадцать лет назад. Его руки скользнули под узел ее рубашки, и нежность смешалась со страстью.
Через четыре месяца они поженились. Обряд венчания состоялся в элегантной беседке в поместье Зака в Кармеле, в присутствии тысячи гостей, в числе которых были несколько губернаторов и сенаторов. Над лужайкой зависли с десяток вертолетов, которых, надо сказать, никто не приглашал, и вихри от вращающихся лопастей, проносясь над лужайкой, раздували пышные юбки и фальшивые локоны дам, а репортеры, оккупировавшие вертолеты, снимали на камеры пышное празднество. Другом жениха был хозяин соседнего с Заком поместья, промышленник Мэтью Фаррел, который и придумал, как положить конец нашествию прессы. Злобно поглядывая на кружащие над головой вертолеты, он сказал:
– Надо бы поставить вопрос об аннулировании Первой поправки.
Зак усмехнулся. Сегодня был день его свадьбы, и он пребывал в редком для него состоянии безмятежного благодушия и спокойного оптимизма. Он уже живо представлял, как проводит тихие вечера в кругу семьи, держит на коленях ребятишек. Воображение рисовало ему сладостные картины семейной жизни, которой у него никогда не было. Рейчел захотела пышную свадьбу, и он не мог не сделать ей приятное, хотя сам предпочел бы улететь на Тахо в компании только самых близких друзей.
– В конце концов, всегда можно послать кого-нибудь в дом за ружьями. Их там достаточно, – пошутил он.
– Хорошая мысль. Используем бельведер в качестве блиндажа и перестреляем этих ублюдков.
Они засмеялись. Последовавшее молчание не было тягостным, совсем наоборот. Зак и Мэтью познакомились три года назад, когда несколько подростков из числа фанатов Зака перелезли через ограду вокруг его дома и, убегая, отключили сигнализацию на обоих участках. В ту ночь Зак и Мэтт обнаружили, что у них много общего, включая пристрастие к старому доброму скотчу и безжалостной прямоте в высказываниях, общей была у них ненависть к притворству и претенциозности, и, как позднее выяснилось, они сходились во мнениях относительно теории и практики финансовых вложений. Со временем они стали не просто друзьями, но и деловыми партнерами, совладельцами нескольких предприятий с венчурным капиталом.