— Через несколько минут закончу. Сейчас работаю над трудным местом, и времени ушло больше, чем я думала. Извини.
Пит не ответил. Он даже не был уверен, что она его услышит: на проигрывателе крутилась пластинка и она слушала ее через наушники. Он подошел ближе к светящемуся зеленоватому экрану, перед которым она сидела. Мишель негромко ругнулась, нажала несколько клавиш — и на глазах у потрясенного Пита с экрана исчез абзац текста. Буква за буквой стала появляться новая версия.
— Я тоже хочу такую штуковину! — воскликнул он, страдая от зависти и вспоминая о ножницах, клее и скомканной бумаге в мусорной корзине.
Мишель услышала его слова и улыбнулась.
— Ну, кажется, готово, — сказала она и нажала несколько других клавиш. Загорелся огонек в прямоугольном ящике рядом с экраном; в ящике что-то защелкало. — Сохраняю написанное на гибком диске, — пояснила она, снимая наушники. — Завтра распечатаю.
Наверное, Пит очень напоминал мальчика, у которого отняли леденец.
— О, так вас, выходит, и в самом деле интересуют машины? — спросила она. Пит кивнул, но покраснел от ее иронии.
Она подождала, пока дисковод не смолк, напечатала новую команду. Пит вздрогнул, когда принтер заурчал, как большой кот. Отпечатанная бумага вылезала из него с поразительной скоростью.
— Насколько быстро он печатает? — спросил он.
— Кажется, около тысячи слов в минуту, — небрежно ответила она.
Пит внимательнее присмотрелся к принтеру и ахнул:
— Но там же нет никакой каретки!
— Только не спрашивайте, как он такое проделывает. Это же просто инструмент.
Пит сменил тему:
— А пластинка, которую вы слушали, из вашего времени или из моего?
— Из моего. Впрочем, для меня она довольно старая. Выпущена в… — она взглянула на картонную обложку, — в 1978 году.
— Для меня она новая, — рассмеялся Пит. Он взял обложку и повертел ее в руках. Дизайн на обеих сторонах оказался одинаковым: стилизованная улица, уставленная геометрическими фигурами и словно перечеркивающая пурпурно-розовой полосой черный фон. — Робин Тровер, «Караван в полночь», — прочел он вслух. — Можно послушать?
Он удивился, когда Мишель замялась.
— Не знаю, стоит ли, — сказала она. — Это лишь рок-н-ролл, но мне нравится.
— Это лишь — что?
— Неважно.
— Все нормально, — заверил он. — Конечно, я люблю Баха и Вивальди, но могу послушать и Перри Комо.
Мишель почему-то смутилась еще больше.
— Это не похоже на Перри Комо.
— Значит, Робин Тровер — певица вроде Розмари Клуни? Вот и хорошо.
— Он англичанин, и играет на электрогитаре, — пояснила Мишель.
— О, вот как. — Если она думала, что это его отпугнет, то ошиблась. Идея брака футуристической технологии с музыкой лишь еще больше заинтриговала Пита. — Интересно.
Убедившись в его решимости, она сдалась и подняла руки. Надела ему наушники с прокладками из красной губчатой резины, более легкие и удобные по сравнению с теми, которыми пользовались радисты во время войны.
— Можешь начать с первой стороны, — сказала она, переворачивая пластинку. Пит заметил, что она гибкая, и предположил, что к тому же небьющаяся, сразу пожалев, что некоторые из его твердых дисков такими не были.
Затем игла — встроенная в более хитроумную по сравнению с нынешними фонографами головку — опустилась на звуковую дорожку. После легкого начального шипения громыхнули барабаны. Он едва успел осознать потрясающую чистоту звука, как его заставил подскочить ревущий вой гитары. Тут же все перемешалось — гитара, ударные и певец. атакующий песню со рвением человека, гоняющегося с топором за змеей.
Мишель слушала запись на очень большой громкости, и Питу показалось, будто он слышит запись прогреваемого двигателя, да еще в стереофонии (новинка, которую ему доводилось слышать лишь в крупных кинотеатрах).
— Это совсем не похоже на Перри Комо, — сказал он, едва расслышав собственные слова.
Он увидел, как шевелятся губы Мишель, но, разумеется, ничего не разобрал.
После ошеломляющего начала он едва не сорвал наушники, но вскоре понял, что этот Робин Тровер прекрасно знает, что делает, и мастерски управляется со своим инструментом. Музыка оказалась настолько странной, что Пит не смог бы сказать, нравится ли она ему или нет, зато он смог оценить талант музыканта.
Первая песня — он прочел на обложке ее название: «Пылающая любовь» - завершилась яростной и страстной концовкой. Во время короткой паузы между записями Мишель сказала: