Александр положил ладонь на ее руку.
— Когда Арнольд вернется, мы вместе пойдем в его кабинет, — сказал он. — Я все разъясню вам на месте.
— Спасибо, Атамаль.
Завара задерживался. В гостиной начало нарастать незримое напряжение.
— Послушайте, Даниель, — неожиданно спросила Сильвина. — Какую, собственно, работу вы выполняете в Ядерном центре?
Радомилич вспыхнула:
— Я не обязана давать отчет.
— Зачем отчет. У вас есть физическое образование?
— Нет.
— Я так и думала.
— Если вам неизвестно, могу сказать. Я приготовляю для физиков тибетский чай.
— Не маловато ли?
— Не маловато, — вступился за девушку Делион. — Если бы вы, Сильвина, хоть раз отведали этого напитка…
— Воображаю.
— И вообразить не можете, Сильвина, — вступил в разговор Рабидель. — Каждый раз, когда я бываю в Ядерном… Короче, чай Даниель — напиток богов.
— И я берусь это доказать всем присутствующим! — сказала пришедшая в себя Радомилич. Она достала из сумки, перекинутой через плечо, несколько полиэтиленовых пакетиков и, подозвав одного из шарообразных, попросила принести кипятку и несколько чашек — непременно из китайского фарфора.
Вскоре ароматы экзотического разнотравья заполнили гостиную.
В эту минуту отворилась дверь, и на пороге появился Завара. Несколько мгновений он стоял словно в тяжелой раме и молчал, как будто испытывая терпение гостей. Затем втянул ноздрями воздух, подошел к столу, и Даниель протянула ему полупрозрачную чашку с золотистым напитком. Сделав глоток, Завара произнес:
— Будатор действует. Я включил его. Каждый может пойти туда и погрузиться в его тайны. — Он обвел взглядом гостей и продолжал. — Шекспировский герой говорил: порвалась связь времен. Теперь можно сказать: связь времен наладилась! Итак, кто первый?
Делион поднялся. За ним поспешно встала Сильвина, поправляя платье.
— Ждем ваших впечатлений, — произнес Завара и сделал глоток остывшего тибетского чая.
Они шли в молчании.
— Какое большое помещение, — заметил Делион.
— Проект Арнольда, — пожала плечами Сильвина. — Все сам придумал. Хотел, чтобы его кабинет был на отшибе. Прилетает, улетает — мы не видим и не слышим.
— Сильвина, трудно жить с гением?
— Не просто.
— Сочувствую.
— Арни — человек непредсказуемых решений. С ним общаться — все равно что с тигром.
Они вошли в кабинет и остановились, завороженные. Посреди помещения’на полу стоял полупрозрачный огромный шар, похожий на хрустальный. От него волнообразно струилось слабое сияние, так что шар напоминал пульсирующее сердце. Голубой свет, свет вечности, напоминал людям о неземном, о межзвездных просторах, со всех сторон охватывающих крохотный, с таким трудом обжитый человечий мирок.
— Этот свет я уже видела, — сказала Сильвина.
— Когда?
— Вечером, когда заходила сюда к Арнольду. Шар был еще упакован.
— И свет пробивался сквозь упаковку?
— Да.
— Странно. Очень странно, — пробормотал Александр. — Это наводит на размышления.
Они подошли поближе, разглядывая будатор.
— Похоже на елочное украшение, только раздутое до невероятных размеров, — заметила Сильвина.
На столе продолжала гореть настольная лампа, которую Завара забыл выключить. В круге света, отбрасываемом ею, лежали бумаги, испещренные математическими символами, обрывки перфоленты…
Делион бросил взгляд на бумаги, покосился на револьвер, лежащий немного поодаль.
— Я жду пояснений, — напомнила Сильвина.
Округлый корпус будатора был истыкан изнутри многочисленными датчиками и измерительными приборами. Делион наскоро разъяснил спутнице их назначение.
— А что там, внутри, плавает? — спросила Сильвина. — Вот эти облачка, сгустки, островки…
— Перед вами — фантастический сгусток, в котором время, материя и пространство сплавились воедино. Для этого их предварительно пришлось получить из рабочего вещества, измельчив его, искрошив в космическую пыль…
— А смысл?
— Посмотрите, от каждого прибора в глубину шара, к определенному его участку, ведет датчик. Вот эти тоненькие, как нитки, жилки… Дело в том, что каждый такой участок автономен, и время в нем течет по-своему, независимо от соседних участков шара.
Сильвина наморщила лоб:
— Это и есть параллельные пространства?
— В известном смысле.
Аппарат продолжал работать. Казалось, шар жил какой-то своей внутренней жизнью. Внутренний объем сферы напоминал калейдоскоп, узор которого непрерывно менялся.