Но Гей надеялся, что процесс воссоздания самого себя, не говоря уже о других, из атомов и молекул, точнее будущего из прошлого - во имя настоящего, конечно! - будет строго управляемым.
Не знаю, как Адаму, но Гею грех было жаловаться на недостаток общения, когда он жил в забытом богом Лунинске.
Круг общения его был достаточно широк.
Первыми в этом кругу, точнее, в колонне, если бы выстроить всех - не по росту, нет! - по социальному ранжиру, были бы, разумеется, рабочие.
Буровики.
Рабочий класс.
С буровиками Гей общался больше года.
И не только с ними, но и с разным начальством СМУ, то есть строительно-монтажного управления, которое в бумагах имело еще и дополнительное название БУРВОДСТРОЙ, что можно было расшифровать как бурение водного строительства, абракадабра, конечно, даже если как-то иначе истолковать.
Словом, Гей не сразу понял, хотя и был геологом, что контора занимается бурением скважин, которые в геологии называют водоносными, а потом уже, когда скважина вскрывает воду, ее оборудуют в водоносный пункт для скота.
По программе освоения целинных и залежных земель.
И вот, вдохновленный этой программой, Гей написал в областную газету "Знамя коммунизма" оптимистическую заметку.
ФОНТАН ИЗ-ПОД ЗЕМЛИ
На отгонных пастбищах неподалеку от села Продольное, что стоит на Гонной Дороге, произошло радостное событие. Встав на трудовую вахту в честь сорокапятилетия Великой Октябрьской социалистической революции, бригада буровиков СМУ БУРВОДСТРОЯ, руководимая коммунистом Николаем Самохватовым, успешно достигла проектной отметки 250 метров, и вот из недр земли ударил фонтан воды! Таким образом, введена в строй действующих еще одна скважина, что является большим вкладом нашей области в дело освоения целинных и залежных земель.
Гей до того был рад, когда его заметку опубликовали, да еще на первой полосе, что не обратил внимания на последнюю фразу, которую, собственно, и не думал он писать.
То есть в тексте его рукописной заметки этой фразы не было и в помине.
Потому что скважину требовалось поначалу оборудовать. Обсадить ее трубами. Поставить фильтр, заглушку, то да се. Не говоря уже о домике над скважиной, о водопойных корытах, ну и так далее.
Но, с другой стороны, если еще не время рапортовать о трудовой победе, то зачем же тогда трезвонить попусту о фонтане?
Стало быть, редакция, рассудил Гей, поступила дальновидно, доработав незрелую заметку начинающего автора, что должно было послужить могучим стимулом для коллектива СМУ, которому выдали принародный аванс.
Такие дела.
Тут как раз и ноябрьские праздники подошли. В соответствующих инстанциях заметку приняли во внимание, должно быть, и вся бригада мастера Самохватова была награждена грамотами "За освоение целинных и залежных земель". Не обидели и начальство СМУ. И геолог Тихомиров, то есть Гей, тоже был удостоен грамоты. Начальство дружески его по плечу похлопывало. Не говоря уже о том, что буровики позвали Гея к себе в вагончик обмыть грамоты. Дурная привычка, ныне наконец-то осужденная. Да и грамоты липовыми были. Вскоре Гей прислал в редакцию уже большую статью. Называлась она, увы, пессимистично:
ВОДА ОСТАЕТСЯ ПОД ЗЕМЛЕЙ
Гей писал теперь про то, как вода, которую буровики добыли из-под земли даже фонтан эффектный подняли! - в конце концов осталась под землей. Ну да вы знаете, как это бывает. Ежели бурить чем есть, то нечем оборудовать. Или наоборот.
Статья понравилась в редакции. Один молодой журналист, которого в местных кругах считали восходящей звездой журналистики, предрек Гею литературное будущее. Надо же! По газетной статье выстроить литературный гороскоп... Может, этим самым журналист хотел показать, что является... еще и восходящей литературной звездой, коль скоро дает прогнозы литературного характера? Однако звезда его так и не взошла. Более того, как бы даже слегка закатилась. Журналиста этого Гей встретил много лет спустя в Москве. Старый знакомец, как выяснилось, тиснул в столичном тонком журнальчике свою тонкую повесть, которую матерые столичные критики раздолбали в два счета, отчего автор, не писатель еще, но уже не журналист, чувствовал себя куда хуже, нежели Гей, который тогда, в Лунинске, был уже не геолог, но еще не журналист, не писатель и даже не социолог.
Что касается той статьи Гея, ее напечатали. Шум был великий! Начальство СМУ чуть портфелей не лишилось. На Гея весь коллектив смотрел теперь как на заклятого врага. Больше всех буровики обиделись. Эх ты, сказали, а еще вместе грамоты обмывали! Нехорошо получилось, что и говорить.
Справедливости ради надо бы воссоздать сейчас эту статью целиком, но было опасение, что матерые столичные критики в два счета раздолбают этот антивоенный роман на том основании, что автор в него включил, в частности, газетную статью на производственную тематику, к антивоенной тематике никакого отношения не имеющую, и так далее и тому подобное. Хотя сам Гей был иного мнения. Все, что мы плохо делаем, полагал он, ослабляет наши позиции. Стало быть, косвенно и к войне приближает. И ведь прав, как ни крути!
Но из СМУ все же пришлось ему уйти.
- А ведь отчасти он был прав тогда, этот журналист! - сказал Гей вслух.
- Что вы имеете в виду? - Алина достала зеркальце и поправляла прическу, будто они уже спускались с Рысы и ждали их внизу, в ресторане, хэм энд эгс и кофе.
Гей принюхался к ее волосам.
Все-таки "Фиджи"!
- Я же и впрямь тогда в графоманию ударился, более двадцати лет назад... сказал он с покаянием. - Экзерсисы для социологических опусов...
Лунинск. 1962 год
Каждый раз через три-четыре недели я навостряюсь к Алине.
То есть навостряюсь-то я в город уже с первых дней приезда из города, это естественно, однако приходится ждать до конца месяца.
Потому ищу любой повод.
Важно получить по телефону разрешение начальства. Как визу на выезд. Говорю, например, что нужны геологические данные по разрезу. Начальник, хоть и молодой, почти мой ровесник, хрипло орет в трубку: "Ты мне план давай, план, а геология твоя мне и на хрен не нужна!"
И все же я вырываюсь правдой-неправдой.
Пятьсот километров по бездорожью трясусь на попутках. Еду в Лунинск, к Алине!
Я оброс и осунулся. Я хочу есть. На мне грязная линялая штормовка и кирзовые сапоги.