И все дело в том, что тот Гей, который сжег себя сегодня, тоже был одет точно так же!
Может быть, это актер? — спросила себя Алина, открыто разглядывая незнакомца.
И затевается какая-то провокация?
Ей, вообще-то, говорили…
Она с тоской посмотрела в сторону гостиницы.
Нигде не видно было ни одного человека!
А ведь только что, казалось, когда она стояла на балконе, тут бродило несколько парочек.
— Что вам от меня нужно? — с тревогой спросила Алина, чувствуя, как дрожит ее голос.
— Ничего… Прошу извинить меня!
Он был, похоже, слишком смущен.
И голос его дрожал тоже.
— Да, но вы подошли и заговорили со мной! — От волнения она осмелела. — Вы думали, что я англичанка?
— Нет, я так не думал…
Пожалуй, он вовсе никакой не актер.
Но и не пьяный.
Вполне, нормальный мужик… Как говорит у нас на родине.
Она улыбнулась, не зная, что делать.
— Значит, вы поняли, что я русская?
— Извините меня, пожалуйста, — сказал он. — Я не буду вам говорить, что подошел к вам потому, что вы напоминаете мне одну знакомую женщину… молодую женщину… весьма молодую… такую же красивую… очаровательную… — Он будто старательно подбирал слова в чужом для него языке, хотя, судя по всему, русский язык он знал не хуже русского человека. — Я подошел к вам потому, что…
Ну говори же, говори! — мысленно приказала ему Алина.
Она вовсе не хотела бы так думать, что слова, которые он только что произнес, великолепный набор великолепных слов, были всего-навсего его устным упражнением, попыткой выразить свою мысль, для обозначения которой этому иностранцу не хватило соответствующих слов и он употребил слова расхожие, которые выучил первыми, а может, лишь эти слова и выучил, как всякий банальный ловелас.
— Я подошел к вам потому, что…
— Я хочу пить, — вдруг сказала Алина.
— Пить?
— Да. Если это возможно…
Она снова оглядела набережную, хотя знала, что никаких кафе тут поблизости нет.
Разве что на мосту, во вращающейся башне.
Или в отеле.
В ресторане.
В ночном баре…
Он как будто сумел прочитать ее мысли.
— Может быть, там? — кивнул он в сторону моста.
— Нет-нет!.. Это слишком далеко.
— Но у меня машина!
— Ну что вы… спасибо!
— Спасибо «да» или спасибо «пет»?
Увы, он говорил даже лучше русского!
— Спасибо «нет», — улыбнулась она.
— Тогда, может быть, в ресторане отеля?
Он кивнул на «Девин».
Алина мгновение раздумывала.
Это был, во всяком случае, способ уйти с набережной.
— Нет, — сказала она. — Спасибо. Спасибо «нет»! — улыбнулась она снова.
Он осмелел.
— Тогда остается только ночной бар!
Он улыбнулся тоже и, как бы уже уверенный в том, что от этого третьего места она не откажется, сделал движение рукой, не то предлагая пойти, не то спрашивая, нужна ли ей будет его рука.
— Только не бар! — сказала она с испугом, прижимаясь я к холодному камню парапета. — Это банально…
Он был озадачен.
— Хм… Итак, — пожал он плечами, — не пить же нам из Дуная!
— А почему бы и нет? — спросила она с улыбкой, спросила только для того, чтобы показать, что их общение на этом не прекращается.
— Вы серьезно?!
— Конечно! — Теперь она уже видела, что он и сам не воспринимает ее отказ как знак конца этого случайного разговора.
— Что вы! — Он не то удивился, не то восхитился. — Дунай — отравленная река! Купаться запрещено категорически. Как здесь, в Словакии, так и у нас, — он кивнул куда-то в сторону Дуная и дальше.
— У вас?.. — переспросила Алина, давая понять, что хотела бы знать поточнее, где же именно.
— Да, в Германии.
Алина опять слегка подалась назад.
— В какой Германии? — спросила она как эхо.
— В ФРГ.
Час от часу не легче.
Мало того, что этот человек был похож на Гея, в такой же одежде, как и на муже, так он еще и не словаком оказался, представителем братского народа из страны социализма, как Алина думала поначалу, а иностранцем, немцем, чего доброго, может, и неонацистом.
Такие дела.
Алина опять огляделась.
— Значит, вы немец? — для чего-то уточнила она.
— Да, из Мюнхена.
— Значит, из Мюнхена…
Она чувствовала, что говорит не то, что можно было бы сказать в подобной ситуации, но что именно следовало сказать сейчас, она не знала.
Однако странно, подумала Алина, ведь он так и не сказал, что является немцем, на вопрос он ответил как бы уклончиво.
Из Мюнхена…
Мало ли кто живет в Мюнхене!
— А русский? — вдруг быстро спросила она. — Откуда вы так хорошо знаете русский? Вы были у нас в плену?
— Ну что вы! — Он улыбнулся. — Во время войны я был совсем еще маленьким ребенком.
— Тогда, может быть, вы эмигрант? Второе, третье поколение, а?
— Да нет же!
— Тогда, может быть… — Алина сжалась. — Диссидент?
Он перестал улыбаться.
— Это что такое… дис-си-дент? — произнес он по слогам.
Она удивилась:
— Как… вы не знаете, что такое диссидент? А мне казалось, что у вас, на Западе, только и говорят о диссидентах. Как заводите разговор о Советском Союзе, так сразу: «Диссиденты!.. Диссиденты!..»
— Я такой разговор не завожу… — Он попробовал улыбнуться, однако лицо его снова стало серьезным, даже озабоченным. — Да, но что это такое — диссидент?
Алина смотрела на него с недоверием.
Может быть, это и есть начало провокации?
Ее как бы исподволь втягивают в дискуссию…
— Диссидент — это инакомыслящий.
— А! Так, да? — Он даже просиял. Загадка была простой. — А что такое инакомыслящий — это я хорошо знаю.
— Откуда? — Алина была настороже.
— Я изучал русский язык в Советском Союзе.
— Вот как?!
— Да. В пятидесятые годы. Я учился в Московском университете. Имени Ломоносова. Там было много иностранцев. Особенно много было китайцев. Они ходили в синей униформе, такой же, как у Мао Цзэдуна… Но были также из капиталистических стран. Не так много, наверно. Тогда в Москве был только один университет. А теперь, я знаю, еще есть имени Патриса Лумумбы, — он говорил отрывисто, быстро, торопясь убедить ее в том, что говорит правду. — Но тогда был один. А здания — два. На Моховой и на Ленинских горах. Я учился на Моховой. В старом здании. Тогда еще не было нового корпуса филологического факультета на Ленинских горах. Позже я видел его. Стиль модерн. — Он пожал плечами, как бы прося извинить его. — Не гармонирует с основным комплексом университета…
— Вот как… — произнесла она неопределенно.
— Но тогда, в пятидесятые годы, никаких диссидентов — я правильно говорю это слово? — у вас не было.
— Да, кажется… — Алина смущенно улыбнулась. — Тогда я была маленькой девочкой…
— О, понимаю!
Алина сухо покашляла, похлопав себя по горлу пальцами.
Он оживился.
— Так, — он посмотрел на часы, — напиться можно лишь в двух местах… Он отметил про себя, что волнуется. — Во-первых, в вашем номере в отеле… — Он посмотрел на верхний этаж, посмотрел так, как если бы это был небоскреб и туда, на последний этаж, предстояло идти по лестнице, и тут уж невольно улыбнулась Алина, проследив за его взглядом движением головы. — И, во-вторых, в моем номере в этом же отеле… — Он просветлел и сделал выражение лица если не самого гостеприимного, то одного из самых гостеприимных хозяев, готового принять любого гостя и когда угодно. — Но ведь ко мне в номер вы тоже не пойдете! К ужасному капиталисту, западному буржуа…
Алина рассмеялась:
— Ну что вы! Я не такая ханжа, как вам показалось. Идем к вам.
— В самом деле?! — Он ей не поверил.