— Гигантская мысль, спиши в альбом!
Теперь Гей как бы дополнил Адама, рассуждая вслух:
— Собственно, процесс создания лучшего общества и должен предотвращать внутривидовую борьбу в семьях, равно как и угрозу ядерной войны.
Мээн усмехнулся:
— Гигантская мысль… Однако нет ли здесь вполне очевидной…
— Ну хватит! — сказал Гей. — Мне пора!
Однако прежде чем уйти, он еще раз глянул на экран телевизора. В этот самый момент на вилле Эндэа начались танцы. Адам оцепенело стоял посреди сошедших с ума людей. Каждый был сам по себе. Как в агонии. Тоже момент распада? — подумал Гей. Но неужели и эти люди воссоздадутся потом их атомов и молекул? Неужели при их воссоздании будет использован блочный ускоренный метод, как на неплановых стройках Бээна?
Гей оглянулся.
Алины в гостиной не было.
Впрочем, не было и Мээна.
Прижимая к себе локтем Красную Папку, Гей пошел из гостиной, а бедняга Адам все еще стоял посреди гостиной, и на лице его было такое выражение, словно он понял наконец, ЧЕМ ЖЕ ВСЕ ЭТО КОНЧИТСЯ.
Ядерная аллергия возникла не только в Японии, но еще и в Новой Зеландии.
Как ни странно, Алина ждала его в машине.
Редчайший контакт…
Лишь в молодости было с ними такое, когда они могли, не сговариваясь, исчезнуть из какой-нибудь компании. Теперь же, случалось, если один из них и уходил — даже открыто, попрощавшись с хозяевами, — то другой или не замечал этого, или делал вид, что не замечает.
Такие дела.
Машина шла на большой скорости по автобану, рассекая туман светом фар.
С обеих сторон была проволочная сетка.
И было такое впечатление, что машина неслась по туннелю, в конце которого была пустота, бездна.
— У меня есть знакомый, — сказал Гей, — который когда-то жил в сундуке…
— Где?
— То есть в мешке. Из оленьих шкур. В пологе. Именно так это называется. Он жил в этом пологе вместе с чукчами.
— Он чукча?
— Нет. Он русский. Но такой он хороший правильный мужик, хотя и чересчур оптимистичный, что я так его и назвал. ХОПРАМУХОЧОП. По первым буквам и слогам такой чистосердечной характеристики на него. Да, так вот в недалеком прошлом этот самый Хопрамухочоп много-много лет прожил на Севере. Было дело. Днем еще куда ни шло, а как ночь — все забираются в полог, лежат валетом там, стар и млад, и все курят, и общим горшком тут же пользуются, потому что снаружи холод лютый. Первое время Хопрамухочоп думал, что, задохнется в пологе, не доживет до утра, но потом привык и даже судьбу стал благодарить за то, что от смерти его отвела, с чукчами он все же и сытым был и не замерз… И я спросил себя однажды, — сказал Гей задумчиво, — что лучше? Жить в таком пологе до ста лет или сгореть моментально от ядерного устройства?
— Глупый вопрос, увы! — неожиданно сказала Алина.
— Да, глупый, — легко согласился Гей. — Я и сам это знаю. Человек и в неволе готов жить, только чтобы войны ядерной не было…
Алина клавишу нажала.
Pink Floyd. Wall.
Машина шла на большой скорости, размывая туман светом фар.
Какофония Пинка Флойда была увертюрой к вселенскому хаосу.
Кто первым, спросил себя Гей, пустил в обиход это я странное, страшное прилагательное — мировая?
Неужели его произнес в испуге какой-нибудь обыватель?
Пожалуй, нет.
Обыватель просто подумал: «Война…»
Война — со всеми вытекающими для него, обывателя, последствиями.
Так, может быть, историк?
Или журналист?
Политический обозреватель?
Тоже нет.
Это уже потом — исследования, статьи, обзоры…
А вначале, еще до войны, была безумная мысль.
Она могла возникнуть, конечно, только в мозгу Шизофреника или Властелина.
Но безумные мысли, которые возникают в мозгу Шизофреника, по счастью, не становятся достоянием общественности.
Это — прерогатива Властелина. Свои безумные мысли он просто обязан донести — с помощью прессы, радио и телевидения — до самых широких масс, которых не посещают безумные мысли, по крайней мере не такие безумные.
И вот одна из самых безумных мыслей Властелина — быть Властелином не только одной страны, а и всего мира.
Стало быть, война во всем мире.
Мировая война.
Так первым подумал и сказал Властелин.
Мировая — потому что за мировое господство.
Мировая — значит хорошая.
Мировой парень! — говорили когда-то о Властелине, когда он еще не был Властелином.
Ну кто бы мог подумать, что в этом прилагательном уже тогда, на заре туманной юности, было заключено роковое определение: мировой парень-это парень, который не просто хороший парень, а еще и такой парень, какой впоследствии завоюет весь мир.
Точнее, попробует завоевать.
Разумеется, безуспешно.
Потому что завоевать мир, подчинить его своей идее не удавалось еще никому.
Никакому Властелину.
И тем не менее это странное, страшное словосочетание продолжает оставаться едва ли не самой широко распространенной связкой в современном речестрое.
МИРОВАЯ ВОЙНА…
Они мчались по автобану.
Под какофонию Пинка Флойда.
Гей вспомнил слова Антуана де Сент-Экзюпери.
ВСЕ МЫ — ЭКИПАЖ ОДНОГО КОСМИЧЕСКОГО КОРАБЛЯ.
Гей представил себе, что приказ Рейгана материализовался именно сейчас — над автобаном взорвалась одна из ядерных бомб.
Может быть, направление ударной волны совпало бы с их движением, и машина продолжала бы нестись по автобану, точнее, уже не машина, а остов обгоревшей машины, без стекол и без колес.
И без него и без Алины.
Температура сгорания человеческого тела значительно ниже температуры сгорания резины, стекла и железа.
И в рок-опере Пинка Флойда прозвучал бы небывалый по силе аккорд.
— Ну вот мы и приехали, — сказала Алина.
Перед ними вздымалась гора, вершина которой тонула в тумане.
Темно было и холодно.
Они вышли из машины.
— Да, я вижу, что приехали… — произнес Гей, зябко поеживаясь.
— А дальше надо пешком, как и подобает паломникам, — сказала Алина, с треском застегивая молнию на своей куртке, до самого ворота, наглухо. — А иногда и на четвереньках.
— К истине всегда бредут пешком… — буркнул Гей.
Он боялся, что Алина передумает идти с ним, а может, и ждать его здесь не захочет.
— И сквозь такой туман? — Алину передернуло от холода.
— Женская демагогия… — Он попробовал улыбнуться.
— Вам следовало приехать в начале августа, а не в конце осени.
— Хорошо, что я вообще приехал.
— Летом здесь теплая и ясная погода. И много туристов. И все поднимаются на Рысы со специальным экскурсоводом.
— Вашим экскурсоводом буду я.
— Благодарю… А тринадцатого августа, да, кажется, именно тринадцатого, совершается массовое восхождение. Мой бывший муж — социал-демократ. Он поднимался на Рысы. И рассказывал потом, что с вершины открывается красивый вид.
— Но, может быть, именно в тумане и следует воссоздавать будущее из прошлого! — произнес Гей как бы с энтузиазмом, делая первый шаг в сторону вершины Рысы.
— Ах, оставьте вы этот процесс воссоздания для Адама! — будто рассердилась на него Алина. — Ведь вам еще предстоит осознать прошлое… Разве не за этим вы и приехали сюда?
— Прошлое — это сбой романного действия… — пробормотал Гей, делая и второй шаг в сторону вершины Рысы.
Алина стояла на месте.
— При чем здесь какой-то роман? — возмутилась она. — Есть действие жизни! Вы же сами говорили!
Гей оглянулся на ходу.
— Действие жизни… — сказал он. — Вы правы! Но от кого и от чего оно зависит? Только ли от самого человека?
Алина догнала его, схватила за плечо, развернула и посмотрела в глаза:
— Что происходит с вами? Куда вы бежите как угорелый?
— Я хочу понять истину, — сказал Гей, но тут же стыдно ему стало: господи боже, сказал он себе, люди от века пытались постичь ее, истину жизни, но кому это удалось?