- Копали уже...
- Копай, я тебе говорю! Это дело не простое, а дело государственное - каналы копать!
- Говорили, что министром буду, а оно только то и делаешь, что горы окучиваешь и каналы копаешь!
- Не болтай! Копай! Большую дырку выкопаем, то и тебя министром на левый угол назначим! Ну, садись, курьер. Так как же оно так? То говорили, что гетманом всей самостоятельной Украины будет, а то взяли и в тюрьму? Что же оно это такое?
- А я знаю?!
- А кто же знает?
- Они знают!
- А нам разве не интересно знать? А что же он там в письме к жене пишет? Ты не читал?
- Не читал, потому что запечатано! Хлебом заклеено и государственным пальцем припечатано!
- А, может, как-нибудь можно? Прочитаем, хлебом заклеим и пальцем припечатаем! А?
- Пальцы же у нас не государственные!
- Как не государственные?
- Ну, они государственные, а не верховные!
- Да кто досмотрит?!
Уговорила пакля государственного дипломатического курьера, и письмо они распечатали...
Самостоятельный украинский фюрер самостоятельного украинско-немецкого государства пишет к своей самостоятельной фюрерихе:
«Гутен таг, майне либер Химия Калистратовна! В первых строках моего к вам письма, хайль Гитлер!
Во вторых строках моего письма к вам, хайль Гиммлер!
В третьих строках моего письма к вам, хайль Геринг!
В четвёртых строках моего письма к вам, хайль Кох!
Теперь, после всех «хайль», майн либер Химия Калистратовна, извещаю я вас, что я, - слава тебе, майн гот! - сижу в тюрьме. Позвали меня сам гер Гиммлер (хайль!) и дали сначала ручку поцеловать. Я поцеловал, да и говорю: «Позвольте ещё и ниже поясницы!» А они говорят: «Нельзя, потому что у меня, - говорят, - там после Франкфурта-на-Одере чирей выскочил!» Они с Одера на самоходном доте ехали и ниже чем поперёк в амбразуру увязли, да и застудились. «Поцелуешь, - говорят, - после Франкфурта-на-Майне, а теперь, - говорят, - в тюрьму садись, потому что надо, - говорят, - так сделать, что мы вроде бы с тобой поссорились, и что будто ты против нас! Ферштейн?» - спрашивают. «Ферштейнаю, - говорю, - любезный господин!» - И опять их в ручку! – «А своим, - говорят, - бандеровцам передай, чтобы по схронам прятались. Ферштейн?» - спрашивают. «Ферштейнаю, - говорю, - любезный пан!» И опять их в ручку. «А ты, - говорят, - в тюрьме будешь сидеть. Советская власть и весь народ будут думать, что ты и все твои банды против нас! А раз против нас, то, значит, за них! Ферштейн?» - спрашивают. «Ферштейнаю», - говорю, и опять их в ручку. «А о тюрьме не беспокойся, будет неплохо! Будут кормить! Афидерзейн!» Поклонился я им низенько, ещё раз ручку поцеловал, и они пошли... Итак, майне либер Химие Калистратовна, все гораздо кушать дают. Утром кофе, на обед вурст из пшённой каши, а вечером вурстхен из свиного кизяка, - в них, говорят, больше всего витаминов «Г». Живу, словом, неплохо (хайль Гиммлер!), буду сидеть, пока везде узнают, что я арестован, - а потом выпустят. Полатай подштанники, да латки клади лучше из одеяла, потому что скоро на гетманский престол сяду, так чтобы не мучило. Обнимаю тебя, майн либер фюрериха, будущая фюреро-гетманова, Химия Калистратовна! Твой фюрер гетман Степан Бандера.»
Посмотрела пакля на дипломатического курьера, а курьер - на кострицу. Пакля и говорит:
- Так вот оно как! Хитрый, падлюка!
- Как ты сказал? - курьер к нему.
- Хитрый, говорю, наш господин фюреро-гетман!
- Так и есть.
- Ну, окучивайте, окучивайте, ребята, горы! Да канал прокапывайте! Спать надо ложиться. На настоящее государство закандзюбилось! Гетману уже подштанники латают!
Пекло трещит
Ой, что творится сейчас в аду, что творится?!
Все черти в панике, а самый старший дьявол, Вельзевул, сидит в кабинете, заперся, никого не принимает, секретарша ходит на цыпочках, и как только какой-то сатана голову в приёмную высунет, - сразу:
- Ш-ш-ш! Тихо!
- Не принимают?!
- Да куда там принимать?! Задумавшись, копыта грызут и сопят!
- А что такое?!
- Тихо! И сама не знаю! Иногда шею дугой выгнут, голову наклонят, хвостом себя по бёдрам хлопают да всё кого-то рожками будто хотят проткнуть и набок отбросить! Беги лучше!
Сатана тихонько закрыл дверь и рванул из кабинета, нервный и напуганный.
Долго что-то так сидел в кабинете в одиночестве дьявол Вельзевул - и всё думал.