Английский премьер сделал хорошую мину при плохой игре — так быстро нельзя было заставить его отказаться от своей политической концепции — и решил, что он не даст обвести себя вокруг пальца второй раз. Четырнадцать дней спустя после вступления вермахта в Австрию Чемберлен официально заявил о заинтересованности Англии в вопросе о Судетах. Он был еще готов посредничать в пересмотре границ и улаживании спора, но одностороннее, насильственное решение вопроса со стороны Германии имело бы на этот раз серьезные последствия.
Полгода спустя, в сентябре 1938 года, это привело к серьезному кризису в отношениях между Англией и Германией, который нашел свое временное завершение в Мюнхенском соглашении.
Фактически в Мюнхене речь шла совсем не о Судетах — с их присоединением к Германии Чемберлен был согласен с самого начала, — речь шла о методе территориальных изменений в Европе, о вопросе, предоставить ли Гитлеру свободу рук на Востоке или признать право Англии распоряжаться и участвовать в решениях? И в этом вопросе Чемберлен одержал на этот раз верх, хотя и с большим трудом. Когда на следующий день после заключения Мюнхенского соглашения Гитлер подписал составленное Чемберленом расплывчатое англо-германское заявление, по которому Англия и Германия в будущем намеревались пользоваться «методом консультаций», Чемберлен чувствовал себя победителем.
Но он заблуждался. Спустя полгода Гитлер оккупировал всю Чехословакию, даже не думая прибегать к «методу консультаций». Вновь как гром среди ясного неба произошла военная интервенция, причем на этот раз без оправдания задним числом, как это было год назад в Австрии. Кроме того, на этот раз она была совершена не в отношении территории, заранее отданной Гитлеру. Да и по своему характеру захват был совсем излишним, поскольку беспомощный, раздробленный, списанный западными державами в Мюнхене остаток Чехословакии был и без того игрушкой в руках Гитлера. Это была демонстрация в адрес Англии: мы не допустим, чтобы нас опекали, в своей сфере мы делаем все, что хотим!
Реакция Англии была соответствующей. На этот раз Чемберлен больше не делал хорошей мины при плохой игре. Через четырнадцать дней после вступления немцев в Прагу он сообщил Польше о гарантиях Англии против любого нападения, которое «она будет рассматривать как угрозу своей неприкосновенности и суверенитету». Если вступление Гитлера в Прагу было демонстрацией в адрес Англии, то гарантии Чемберлена Польше были демонстрацией в адрес Германии. Фактически это был чистый блеф: Англия не могла защитить Польшу в случае нападения на нее Гитлера. И это понимал каждый. Заявление о гарантиях было просто сигналом Гитлеру: если вы сделаете с Польшей то же самое, что сделали с Чехословакией, то это будет означать войну с нами.
Но и это было частично блефом. В 1939 году Англия не была в состоянии вести настоящую войну против Германии. Она не хотела и не могла хотеть исходя из своих интересов войны против Германии. Англия стремилась угрозой войны, выраженной в гарантиях Польше, припугнуть Гитлера и вернуть его на путь консультаций. Если бы Гитлер пошел на это, Англия Чемберлена, видимо, была бы готова к новому «Мюнхену» по вопросу о Данциге. Для Англии речь шла не о Данциге и даже не о Польше, а лишь об удержании Гитлера, что сначала планировалось достичь услугами, затем уступками и угрозами и наконец в силу необходимости открытой угрозой.
Но Гитлер был полон решимости идти напролом, раз и навсегда заставить Англию отказаться от попыток сдерживать его. На угрозу он ответил угрозой, на блеф блефом. На гарантию Чемберлена Польше он ответил расторжением англо-германского военно-морского соглашения и пакта о ненападении с Польшей. Гитлер разгадал, конечно, блеф английской угрозы войны, но он и сам не воспринимал всерьез свою угрозу. Учитывая свои интересы, Гитлер не хотел и не мог хотеть войны с Англией. Кстати, в 1939 году он не мог и вести ее, поскольку германскому военно-морскому флоту требовалось еще несколько лет, чтобы подготовиться к войне против Англии.
Так летом 1939 года блеф столкнулся с блефом. Переговоры о союзе с Россией, которые Англия и Германия, опережая друг друга, начали вести летом этого года, должны были показать, кто кого обманет. Ведь только в том случае, если бы СССР выступил на стороне того или другого государства, война, которая надвигалась, но еще реально не воспринималась, перешла бы в другую фазу и обозначились бы победа и поражение. В этой ситуации Гитлер оказался более ловким. Чемберлен вел свои переговоры с Москвой с явным нежеланием. Он ясно давал понять, что не желает союза с Россией, а переговоры призваны служить жупелом для Гитлера. Гитлер же был готов идти до конца. Его не смущало даже то, что в этот момент он поставил с ног на голову свою политическую концепцию и отказался от того, что он годами проповедовал против «мирового большевистского врага». В это время для него главное состояло в том, чтобы успешно выстоять в большой игре в покер против Англии и показать англичанам, что он может действовать и по-другому.