«Ну вот, – подумал Крапивин, – три‑четыре часа сна тебе обеспечены. Учитывая, что хмель возьмет свое, до утра, скорее всего, проспишь. Главное – проснувшись будешь думать, что сам свалился с перепоя. А я пока с господином американским бизнесменом пообщаюсь».
Он выскользнул из номера, спустился на второй этаж, прошел в другое крыло и узнал у коридорного, где остановился американский бизнесмен.
– Входи, Вадим, – послышалось из‑за двери, когда Крапивин постучал в нужную дверь.
Крапивин вошел в комнату и тяжело опустился на диван рядом с Басовым.
– Рад вас приветствовать, господин…
– Ричард Бейс. Впрочем, это не имеет значения. Ты, кажется, на кочерге, друг мой.
– Да, надо было отделаться от соглядатая.
– Это того, с которым я тебя видел в холле?
– Точно. Подсунули чекиста в качестве комиссара, чтобы я не сбежал.
– Что‑то у тебя отношение к ЧК поменялось, Помню, как ты мне в восемьдесят третьем с гордостью говорил: «Мы – чекисты».
– Да ладно тебе, – недовольно поморщился Крапивин. – Было дело. Мы же и сами о ЧК имели представление по фильмам о железном Феликсе.
– Да, мир полон легенд, которые кажутся людям правдоподобнее реальности, – согласился Басов, – Тебе не худо ли? Может, коньячку? У меня хороший, французский.
– Нет, хватит с меня спиртного. Лучше водички налей.
Басов поднялся, налил гостю стакан воды и снова сел рядом с ним.
– Ты ко мне приехал? – спросил Крапивин, жадно хлебая воду из стакана.
– И к тебе тоже. И посмотреть на революционные события. «Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые».
– Как видишь, ничего хорошего здесь не происходит.
– Но я так и предполагал. Это для тебя, кажется, оказалось сюрпризом. Только не говори, что тебя не предупреждали.
– Твоя правда.
– Не кори себя. Человеку свойственно не верить чужим предостережениям. Ему надо самому набить шишку. Это и называется опыт.
– Обидно, что я Сергею помешал. Он ведь собирался все это предотвратить. Кстати, не знаешь, как он? Я знаю, что он бежал.
– С ним все в порядке. И вряд ли вам многое удалось бы в октябре. В любом случае, ты кое в чем разобрался, а это главное.
– Да ни в чем я не разобрался. Я просто понял, что и большевики не выход. Белые, может, они что‑то смогут? Хотя я сомневаюсь.
– Честно говоря, я тоже.
– Я так и думал. Но бойню как‑то надо остановить.
– Попробуй, если желание не пропало.
– Если честно – пропало. Все, теперь я больше в политику не суюсь. Везде обман и предательство. А в основе – корыстные интересы очень узкой группы людей.
– Ну, слава Богу, понял.
– Да как сказать. Ленин, положим, для меня загадка. Кажется, он искренне верит, что ведет человечество к мировой революции, которая осчастливит всех. При этом он готов нагромоздить горы трупов.
– Ничего необычного. Многие готовы убивать ради своих идей. Ты сам был на этом пути, только порог количества пролитой крови у тебя оказался значительно ниже, чем у Ульянова. Ты просто не выдержал всей этой мясорубки. Вот, собственно, почему я не переношу великих идеологов. За их красивыми словами обычно стоят очень неприятные ребята – палачи. Ну а реальную отдачу получает все тот же узкий круг лиц с корыстными интересами. Все возвращается на круги своя.
– Но неужели не бывает в политике честных людей?
– Случаются. Но их очень быстро выгоняют или убивают. Они работают ради других, а их противники заботятся только о себе и о своей власти. Так что честный человек может удержаться только в период великих потрясений, когда остальным просто боязно лезть наверх.
– Печально.
– Увы. Но мы отвлеклись. В политике ты, кажется, разочарован. Что планируешь делать?
– Да есть кое‑какие соображения. А ты зачем меня видеть хотел?
– Только сказать, что если ты захочешь, то можешь покинуть этот мир. За последнее время мы открыли еще несколько миров, как идентичных нашему, так и отличающихся очень значительно. Я сам подобрал для себя одну очень симпатичную реальность. Мы проведем тебя в любой, который тебе понравится.
– Нет, я еще здесь долги не отдал.
– Логично. Так что планируешь делать?
– Знаешь, есть одна семья, которая поручила свою охрану мне. Я тогда не смог ее спасти. А теперь вот подумалось, если страну спасти не могу, так, может, хоть одну семью выручу.
– Что же, задача достойная. Помощь нужна?
– Но ты же не вмешиваешься.
– Я не вмешиваюсь в политику. Я не готов убивать за то, чтобы вместо коричневых концлагерей землю покрывали красные, а вместо красных – белые. Участвовать в спасении людей я готов всегда.
– Но ты понял, про кого я говорю?
– Разумеется.
– Вообще‑то я планировал перебежать к белым сразу после прибытия на фронт и сколотить там боевую группу из самых толковых офицеров.
– Белые разочарованы в Николае. Он ведь для них политическая фигура, а не человек. С глаз долой – из сердца вон. Более того, для белой армии он фигура нежелательная. Слишком разномастное это формирование. Выйди он к белым, у Колчака с Деникиным сразу начнутся большие проблемы. Если они поддержат Николая, то их покинут все сторонники Учредительного собрания и либеральных реформ. Если они не примут царскую чету, то лишатся монархически настроенного офицерства. Так что подарочек‑то с сюрпризом будет.
– Не станут же они их убивать.
– Не станут, разумеется. Но если ты переведешь к белым Николая и его семью, то, как ни странно, сделаешь большой подарок красным. Это приведет к расколу белого движения.
– Почему же в нашем мире коммунисты расстреляли царскую семью?
– Из‑за неадекватной оценки ситуации. В пылу сражения весь мир черно‑белый. Наши – не наши, свои – чужие. Кто не с нами, тот против нас, и так далее.
– Но я же хочу просто спасти людей. Детей хочу спасти. Плевать мне на все эти политические игры.
– Ну так спасай.
– Я планировал собрать для этого небольшую группу офицеров‑монархистов.
– Положим, ты их наберешь. Но зачем такие хлопоты? Может, я заменю тебе этот отряд?
– Ты можешь заменить целый полк, если не дивизию. Но если все, что ты сказал о белых, правда… Что мы будем делать, когда освободим их?
– Об этом предоставь позаботиться мне. Что, если мы отправимся прямо сейчас?
– Пожалуй. Но может, лучше выехать с нашей бригадой и отколоться от нее в пути? Так будет легче проделать часть маршрута. Я включу тебя в состав бригады.
– Теоретически – да. Но, во‑первых, я не вынесу общества твоего Рачковского. От него, кажется, очень воняет луком. И потом, противно видеть рядом с собой человека, который все время думает, что искусно обманывает тебя. А во‑вторых, здешние портье давно уже являются осведомителями ЧК. Тот факт, что ты навещал американского бизнесмена, никак не пойдет тебе на пользу. Послезавтра ты можешь оказаться в подвалах Лубянки, а не в вагоне поезда.
– Черт, я об этом не подумал, – выругался Крапивин.
– Алкоголь затмевает разум, – развел руками Басов. – Пожалуй…
– Слушай, а может, есть возможность переместиться в другой мир? Б каком‑нибудь восемьдесят втором году сядем на поезд Москва – Свердловск и поедем со всеми удобствами. Как раньше.
– Не стоит, – покачал головой Басов. – Во‑первых, тебе будет полезно проехать по стране именно в восемнадцатом. Это должно завершить твою подготовку. Во‑вторых, в восемнадцатом нам будет значительно проще провезти вот это.
Он поднялся, открыл большой платяной шкаф и вытащил оттуда несколько тяжелых чемоданов. Крапивин изумленно вытаращил глаза, когда его приятель извлек из первого чемодана два разобранных автомата и два двадцатизарядных пистолета Стечкина с полным боекомплектом.
– Откуда это? – выдохнул Крапивин, дрожащими руками поднимая знакомое до боли оружие.
– Это мы с Алексеевым подобрали на месте гибели отряда «Гранат» в тысяча шестьсот втором году. – Басов распаковал оставшиеся чемоданы, и на диван легли два тяжелых армейских бронежилета, два шлема и два комплекта обмундирования российского спецназа начала двадцать первого века. – Ты же сам рассказал мне тогда, где они должны находиться. А для того, чтобы больших препятствий нам в дороге не чинили, я изготовил несколько мандатов за подписью Ульянова‑Ленина. В них сказано, что товарищи Басов и Крапивин направляются Советом народных комиссаров в Екатеринбург с особым заданием. Соответствующие образцы я скопировал в архиве Ленина еще в тысяча девятьсот семьдесят восьмом году. Ну и соответствующие костюмы я тоже приготовил.