– Здравствуй, Сергей, опаздываешь, – прогудел гигант.
– Извини, совершенно забыл о том, что мы договаривались сегодня. Дела, – пожал ему руку Чигирев, – Какие у тебя могут быть дела? – недовольно фыркнул Крапивин.
– Можешь себе представить, имеются.
– Пожалуй. – Лицо Крапивина внезапно посуровело. – Вот об этом я пришел к тебе поговорить.
– Нельзя было обсудить это в тире?
– Нет, там слишком много народу. Нам могли помешать.
– Хорошо, давай поговорим. – Чигирев плотно закрыл дверь и уселся напротив Крапивина. – Хочешь чаю… или чего покрепче?
– Нет, спасибо.
– Хорошо. Тогда я тебя слушаю.
– Ни для тебя, ни для меня не секрет, что мы остались здесь, чтобы поменять историю, – начал Крапивин. – И ты, и я желаем добра России, хотя видим ее благо по‑разному. И для тебя, и для меня начало гражданской войны – это полный провал. Хотя бы здесь ты со мной согласен?
– Вполне. Но к чему ты все это говоришь?
– К тому, что, реализуя наши планы, мы с тобой можем помешать друг другу. А этого не хотелось бы. Ведь наша ближайшая цель – не допустить революцию. Или ты считаешь, что это благо?
– Ни в коем случае. И ты, и я знаем, что у Временного правительства мало шансов удержать власть. Если ее возьмут большевики, всему конец.
– Хорошо. Хоть здесь мы мыслим одинаково. Давай договоримся: наша с тобой цель – остановить революцию.
– Все так, – кивнул Чигирев. – И я уже предпринял кое‑какие шаги для этого.
– Интересно. Позволь узнать какие.
– Непосредственным толчком к революции явилась Первая мировая война. Если удастся избежать вступления в нее России, то революционный взрыв можно хотя бы отсрочить.
– Интересно, как ты собираешься это сделать, – усмехнулся Крапивин.
– А тебе эта задача кажется невыполнимой?
– Как минимум непростой. Я сейчас очень много общаюсь с офицерами. Штабными, полевыми, несущими службу в столице и прибывшими с периферии. Все они буквально бредят войной. Армия желает смыть с себя позор неудачной японской кампании. Это касается всех, от прапорщиков до генералов. Когда вся армия рвется в бой, остановить ее не так просто. Большинство офицеров Генштаба считают, что в случае победы над Германией, Австрией и Турцией Россия может усилить свое влияние на Балканах и получить контроль над Босфором и Дарданеллами. Кроме того, монархисты считают, что война позволит укрепиться самодержавию, а либералы – что она продемонстрирует преимущества конституционного строя. Буквально все общество за войну.
– И революционеры в том числе, – поддержал его Чигирев. – Эта публика только и мечтает о войне, поскольку надеется, что война приведет к революции. Да и остальное похоже на правду. По крайней мере то, что я узнал сегодня, подтверждает твои слова.
– А что ты узнал? – насторожился Крапивин.
– Я получил подтверждение, что существует влиятельная партия войны в самом семействе Романовых.
– От кого?
– От Распутина, – чуть помедлив, ответил Чигирев.
– Значит, ты связался с Гришкой, – фыркнул Крапивин.
– А что в этом плохого?
– Вот как раз об этом я и хотел с тобой говорить.
– О Распутине?
– Да. Знаешь, я недолго здесь, но уже понял, что Распутин чрезвычайно дискредитирует царскую семью. Его имя на устах буквально всех офицеров и даже низших чинов. Если это не прекратить, то императорская семья окончательно потеряет авторитет и в армии, и в обществе. Это уже начало революции.
– И что ты хочешь?
– Убить Распутина. И немедленно. Пока не поздно.
Чигирев похолодел:
– Его неплохо охраняют.
– Да что ты говоришь? – Крапивин иронично посмотрел на собеседника. – Три филера – это, конечно, серьезный эскорт.
Чигирев осекся. Действительно, предположить, что для подполковника спецназа, который двадцать лет посвятил разведке, диверсиям и покушениям, три филера начала двадцатого века представят серьезное препятствие, было, мягко говоря, опрометчиво.
– Пожалуйста, не убивай его, – попросил историк.
– С какой стати?
– Это наш единственный шанс предотвратить войну.
– Почему?
– Единственная придворная партия, которая выступает против войны, – это партия императрицы. Она немка. Конфликт России с Германией чрезвычайно невыгоден ей. Кроме того, она интуитивно чувствует угрозу престолу, которую несет предстоящая война. Распутин – очень сильная карта в придворном пасьянсе. Вместе с императрицей они могут убедить Николая Второго не вступать в войну.
– Логика здесь есть, – недовольно поморщился Крапивин, – Хотя очень хочется шлепнуть этого шарлатана. Послушай, а нельзя ли изменить политику?
– Что ты имеешь в виду?
– До начала войны еще полтора года. Если Россия вступит в союз с Германией? Подумай, ведь в нашем мире Германия наступала первые полтора года войны и выдохлась лишь к шестнадцатому году. А ведь она сражалась на два фронта. Представь теперь, что было бы, если бы Россия подпитывала ее своими ресурсами и не оттягивала части на восточном фронте! Париж и Лондон пали бы за год‑полтора. Мы могли бы выйти к Индийскому океану и получить английские колонии. Чем не компенсация проливов? Армия получила бы победу. Общество бы консолидировалось. Революцию можно было бы отсрочить минимум на десять лет и за это время провести нужные реформы.
– Красиво говоришь, – усмехнулся Чигирев. – Может, оно было бы и лучше. Тебя, кстати, не волнует судьба Англии и Франции под немецкой оккупацией?
– Плевал я на них! – отмахнулся Крапивин. – Меня Россия интересует. Кстати, если бы Германия не проиграла в Первой мировой войне, глядишь, нацисты там к власти не пришли бы.
– Складно. Только не выйдет ничего.
– Думаешь, опоздали?
– Да. И как минимум лет на пятьдесят. Россия давно уже хочет объединить под своим скипетром все славянские народы. На это нацелена вся политика на Балканах. И Австрия хочет прибрать Балканы, А Австрия – ближайший и естественный союзник Германии. Спор зашел уже так далеко, что вряд ли в обозримом будущем Россия сможет стать другом Австрии, а значит, и союзником Германии.
– Жаль, – вздохнул Крапивин. – А могло бы получится недурно. По крайней мере и у нас, и в Берлине сохранились бы монархии…
Крапивин осекся. Чигирев проследил за его взглядом и увидел, что на пороге гостиной стоял Янек.
– Здравствуйте, – сказал мальчик.
– Здоров, – ответил ему Крапивин.
– Ты почему так поздно? – насупился Чигирев.
– Латынью занимался, – буркнул Янек. – У меня, кстати, четыре. Так что, с вашего позволения, я завтра у дяди Вадима в тире.
– Покажи дневник, – потребовал Крапивин.
Янек достал из портфеля дневник и, подойдя, протянул его штабс‑капитану. Однако тот неожиданно перехватил его руку и, молниеносно подставив подножку, бросил парня на ковер.
– Вы что?! – тут же вскочил Янек.
– Это тебе наука, не зевай, – усмехнулся Крапивин. – Опасный противник о своих намерениях никогда не предупреждает, запомни это. Ладно, верю, что у тебя четверка. Завтра в тир приходи.
– Иди пока в столовую, Янек, – сказал Чигирев. – Мы скоро придем.
Когда Янек вышел, Чигирев повернулся к Крапивину:
– Ужинать будешь?
– Нет, мне пора, – отозвался штабс‑капитан. – А за парнем присмотри. Что‑то у него глаза больно бегают.
– О чем ты?
– Да так. Не верю я, что он латынью занимается. Внимательнее будь. Горяч он. А настоящая опасность никогда не видна. Это и тебе запомнить не мешает.
ГЛАВА 9Подготовка
Эхо выстрелов стихло под сводами тира.
– Сносно, – одобрил Крапивин. – Технику ты вполне освоил. Только что‑то ты сегодня очень напряжен. Выбрось все мысли из головы. Без этого меткой стрельбы не будет.
– Да, ты прав, – согласился Чигирев. – Семейные проблемы, знаешь ли.
– Большие детки – большие бедки, – усмехнулся Крапивин. – Оно и понятно.
– Вроде того. С сыном никак контакт наладить не могу. Полтора года уж вместе, а он все волком смотрит. По сути, только день, когда мы познакомились, был нормальным. Потом пошли проблемы.