Агасфер, задрав пегую бородку, хранил молчание.
Забыв про речь, бородач, бодро ударяя по струнам, запел «Telenn Gwad». Эльфы подпевали, не зная слов. Уна издавала на флейте стрекочущие звуки.
— Водка с «Сангрией» — для дам-с! — орал рыжий.
Мелькали пластиковые стаканы. Брякали кружки. Человек в шлеме наклонился к Виталику, больно стукнув его фонариком в ухо.
— Пятый день здесь сидим! — проорал он. — Я уже видел белую деву!
— Поздравляю, — сказал Виталик и отодвинулся. С другого бока ему уже совали стакан с водкой. В стакане плавали какие-то упругие волокна телесного цвета.
грянуло двадцать голосов разом. Эльф в армейских «гадах» опрокинул в костер открытую банку тушенки. Жир плавился и шкворчал среди пылающих брикетов. Водка стояла колом в пищеводе и не хотела проваливаться. Виталик, морщась, закурил. Хохочущая эльфийка в мышином плащике все время извивалась, толкая Виталика в бок острым, как заноза, локтем.
— Я вообще не понимаю, при чем здесь пейотль? — спорил с кем-то Ложкин. — Ты невнимательно читал. И не говори мне про горизонты...
— Но расширение сознания — процесс бесконечный, — оппонировали ему из темноты. — Разве музыкант, освоив гаммы, выбрасывает рояль на помойку?
— Для начала запомни — нет никакого рояля. И никакой помойки...
— Кто пьет много пива, будет писать криво! — поведал бородач.
Эхо уходило в свободное плавание. Возможно, оно достигнет через несколько дней того уголка подземелья, где на часах у металлической двери стоят монолитно два бойца НКВД в довоенной форме, лихо перетянутые портупеями. То-то они удивятся!
Шура умел пить теплую водку смакуя.
— Удивительное дело, — сказал ему Виталик. — Они веселятся искренне, и я рассудком готов разделить их веселье — но вот не выходит. У меня у самого ощущение, что я лицедействую...
— Видишь ли, — ответил Морозов, — это как навязчивый сон. Только не забывай, кого порождает сон разума... и будь спокоен.
— Как ты?
— Я не спокоен. У меня защита через несколько дней. Так что мой сон скоро закончится. Я проснусь и уеду в Минск резать старух.
— А я когда проснусь? — Искра ужалила Виталика в глаз и вспыхнула в мозгу протуберанцем. Хлынули слезы, и моментально заложило нос.
— В принципе когда захочешь. Или когда тебя разбудят. Но пробуждение похоже иногда на смерть, а это для многих — слишком сильное испытание. Оно где-то даже равносильно смерти — ты проснулся, и во сне тебя больше нет.
— Я понял, понял, — бормочет Виталик. Он вдруг опьянел и скуксился.
— На фига мне ТурбоПаскаль? Я на Линуксе сижу, — смеясь говорит Уна. Это обстоятельство, вероятно, делает ее еще более привлекательной — во всяком случае, мужчинам нравится.
— И накрылся у него тоссер. И мама сдохла. И хочет он новые мозги, — ярился кто-то в темноте.
— Ложкин, скажите что-нибудь концептуальное! — требует эльфийка в плаще из занавески.
— Чукака — маздай! — верещит рыжий коротышка.
— Встретили мы трех приключенцев и дали им экс-пы! — повествует бородач. Всеобщий смех.
Группка эльфиек, хихикая, отправляется пописать.
— Возьмите фонарик!
— Возьмите свечку!
— Они эльфы. У них — найт вижен!
— Я провожу, — галантно предлагает человек в шлеме и, пошатываясь, исчезает во тьме.
— Он им свечку подержит!
— Или фонарь... ик!
Эльфийки в отдалении бурно протестуют.
Виталик смотрит в другую сторону, поверх Агасферова колпака. И там замечает два дрожащих красных уголечка. Уголечки эти медленно перемещаются, сохраняя меж собой одно и то же расстояние.
«Это глаза дьявола или очень большой крысы, — думает Виталик. — Или я галлюцинирую, что тоже никуда не годится. Откуда, интересно, в моем стакане снова взялась водка?»
— А я говорю — рулез!
— А я говорю — не рулез!
— И тогда Эол — жирный эльф — бьет его щитом по голове!
— У-ужас!
поет бородач.
Виталику кажется, что бородач на самом деле — месткомовский дед Мороз с большим опытом массовика-затейника. Очевидно, он сбежал с мешком подарков и укрывается в катакомбах уже много лет, боясь товарищеского суда. Куда он девал Снегурочку в таком случае?