Посмотрев в сторону дороги, она увидела своих попутчиков, которые о чем-то беседовали на обочине, беспрерывно сплёвывая, и тут Риту осенило — она снова открыла дверь и решительно стала собирать Мишутку в дорогу; напялила на него шапочку, откопала коробочку с сухим молоком и стала завязывать ему ботиночки. Женщина улыбалась и плакала, глядя на эти приготовления, а ребенок вел себя очень тихо и никак не выказывал беспокойства — наверное, после стольких дней на одном месте, ему было просто интересно.
— Мишутка, скажи маме «пока».
— Пока! — Мишутка улыбнулся и начал трясти ручкой.
Рита быстро выбралась наружу и поторопилась к дороге — совещание ее спутников явно закончилось и они уже зашагали прочь.
— Ребята! Постойте!
«Ребята» остановились и обернулись — прямо к ним карабкалась через кювет их настырная преследовательница. Одной рукой она торопливо засовывала в сумку коробку с сухим молоком, а на другой восседал улыбающийся Мишутка. Увиденное настолько не вязалось в головах «ребят» с логикой событий последних недель, что они замерли и недоуменно переглянулись.
— Ребята, это Миша. Миша, скажи дядям «привет»
— Пивет!
— И зачем это тебе? Инстинкт материнский проснулся?
— Нет, вы ведь еду искали? Вот мы с Мишуткой ее и добудем. А вы у нас вместо пап будете. Ну, в смысле, защиты и всё такое…
— И где вы ее добудете?
— А везде, где люди есть. Женщине с ребенком сложнее отказать. Да, Мишенька?
— Не, мать, хреновая затея. В городе уже пусто, а в деревне тебе хрен подадут. Ты сама-то откуда?
— Почти из Москвы.
— Вот именно, с деревенскими дел не имела, а туда же, «еду она добудет».
Рита ликовала. С ней уже всерьез обсуждают перспективы совместной деятельности — если это и не полная победа, то очень значительный шаг вперед. Опыт по работе с кадрами подсказал, что беседу просто обязательно надо продолжить.
— Ребят, а ребят, ну давайте хоть присядем и обсудим, а?
Живописная группа непонятного состава расположилась на бревне, на месте бывшей придорожной шашлычной. Мишутка спокойно спал на досках, бывших когда-то столом. Тот, что говорливый оказался Анатолием Николаевичем, а молчун представился дядей Костей. Впрочем, первый тоже не возражал быть дядей Толей. После краткой беседы выяснилось, что их цели вполне совпадали с Ритными.
— В городе ловить нечего — сообщил дядя Толя, — всё что хоть как-то было интересно и доступно, уже подмели, а меня больше всего зима волнует — греться в городе особо нечем. Вот мы и решили до дачных поселков сходить, авось домик есть бесхозный. Ну и жрачки по пути не помешало бы.
— Дачи — это вон те?
— Не, это деревня. Там мы были однажды. Грабить себе дороже — народ весь с берданками, а на жалость ты их не разведешь.
— Ну а вдруг?
— Знаешь, мне бабка рассказывала, как во время войны они беженцами были. У бабки был племянник маленький на руках. Они в деревню забрели и еле-еле уговорили одну бабу разместить их в сенях на недельку. А пока они там торчали, племянник от голоду и помер. Он очень слабый был, она уж как просила дать чего питательного — никто ничего не дал. Сама-то она шелуху картофельную варила, а ему этого было мало — вот и помер. Так что ты думаешь? Эти бляди, как узнали, что племянник помёр, так сразу поминки решили устроить, чтоб по-человечески. Ну и тут же яйца у них нашлись и сало, и самогон. Так что, я про деревенских в курсе. Как поминать, так все человеки, а как помочь — хрен по всей роже.
— Не знаю, — вдруг заговорил дядя Костя — я что-то не уверен, что поступил бы по-другому. Вот мне сейчас ребенка умирающего покажи — хрен чего отдам.