Джон? Он только и мог, что молчать. Даже больше обычного.
Как он пережил эти дни? Пережил. Он был морально готов к смерти Фредди. И не готов одновременно… Осознавая, что конец уже близок, он давно и много думал, что же дальше, но увы, ничего хорошего на ум не приходило.
Еще неделю назад они были самой известной рок-группой мира, а сегодня стали ее осколками. Бывшими участниками. Земля уходила из-под ног. Казалось, что она покачивается на своей оси и в любую минуту может полететь по другой траектории.
Последние дни были адом. В прессе творилась какая-то вакханалия. Такого количества грязи и мерзости на Фредди не выливалось даже в самые трудные времена. Это заставляло задуматься… о многих вещах. Он решил, что настало время поговорить с парнями, и размышлял, где и как это лучше сделать. И тут позвонил Роджер и предложил «после всего этого» поехать к нему: «Джон, я думаю, надо самим помянуть Фреда. Не хочу ехать в Гарден Лодж. Там сбор стервятников и всяких… не хочу их, блядей, видеть!»
Джон согласился сразу. Он понимал, что обязательно надо помянуть, вспомнить. Поговорить. О человеке, которого любили миллионы и они, три британских парня, — тоже. О человеке, который за эти двадцать с лишним лет стал для всего мира легендой, а для них — другом и братом. И вместе с тем остался тайной за семью печатями.
И вот, все наконец закончилось.
— Дорогая, возьми такси и езжай домой. Мы с Джоном поедем к Роджеру. Нам надо поговорить. Не знаю, приеду ли сегодня, — Брайан старался говорить спокойно и убедительно.
— Бри, ты уверен? Я… я буду очень волноваться! — Анита с силой сжала его пальцы.
— Даю тебе честное слово, что не буду напиваться и постараюсь держать себя в руках. Все будет хорошо. Я позвоню вечером.
— Попробуй только не позвони! Я сама приеду в этот чертов Суррей и разгоню к чертям вашу лавочку!
— Хорошо, мы постараемся, чтобы операция по разгону остатков «Queen» не понадобилась, — Брайан грустно улыбнулся. Воинственная Анита была прекрасна. — Я люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю. Держитесь! Обними за меня еще раз Джона и Роджера, постарайся их поддержать. Я не могу на Роджера смотреть, у меня сердце разрывается. На нем лица нет. Никогда его таким не видела. Пока, дорогой! Будь хорошим мальчиком, ты мне обещал. — Анита вытерла слезы и пошла к автостоянке, на которой ожидали возможных именитых клиентов несколько расторопных таксистов.
Небольшая толпа у дверей ритуального зала потихоньку расходилась. Роджер подошел к Джону и рукой подозвал Брайана.
— Такси уже ждет у запасного выхода. Пойдемте быстрее отсюда! Больше не могу тут находиться, — Роджера слегка потряхивало нервным ознобом, и он потирал замерзшие руки.
— Прежде на-ка, выпей. А то до дома нормально не доедешь, — Джон вытащил из кармана пальто миниатюрную фляжку. — Это коньяк. Глотка тебе хватит?
— Хватит. Спасибо. Ты как всегда вовремя. Пошли, Брай. Я утром заказал водки и еду из ресторана.
***
К дому Роджера подъехали довольно быстро. Как-то умудрились миновать вечные лондонские пробки, а выехав из города, добрались минут за двадцать.
Всего сорок километров от центра Большого Лондона и уже Милхангер — поместье с огромным садом, гаражом на шесть машин, бассейном и студией звукозаписи. Воплощенная британская мечта.
В машине напряженно молчали. Роджер, разделавшись с содержимым микро-фляжки, перестал зябко водить плечами и вздрагивать.
Не успел.
Именно эта мысль сейчас доводила его, последовательно и логично, до нервного срыва.
Не успел. Это опоздание он не сможет простить себе всю жизнь — так это осознавалось. А теперь спешить некуда. Ворота крематория остались далеко позади, но вот могильный холод (интересно только, откуда ему взяться в крематории?) до сих пор пробирался в сердце. Пока шла церемония прощания, Роджер спасался мыслью и разговорами о концерте. Но вот, они ехали домой — и опять с садисткой навязчивостью всплывал в памяти вечер воскресенья: сумерки, дождь и звонок Питера Фристоуна: «Можешь не спешить».
Не успел.
Неважно, в состоянии ли был Фред, чтобы говорить с ним тогда, в воскресенье, мог ли услышать… Сам факт опоздания был таким несправедливым, таким страшным! Казалось, если бы он успел, все было бы иначе. Что иначе? Фредди бы не умер? Глупо. Глупо и абсурдно. Он совершенно ничего не мог изменить, Фред умирал от тяжелой болезни. Но все равно Роджер продолжал вопреки всякому здравому смыслу подсознательно верить, что, успей он приехать, мог бы изменить хоть что-то. А теперь все. Он никогда не скажет: «Привет, Фред, как дела?» и не получит ответ: «Пошел в жопу, дорогой».
Самое странное, что он даже не мог толком сформулировать, о чем конкретно хотел говорить с Фредди.
За что хотел попросить прощения?
Какая-то невысказанная вина лежала у него на сердце. Роджер окончательно понял это только теперь, во время последних бессонных ночей. В чем он провинился? Может сегодня получится осознать? Иначе жить невозможно, дышать больно. Воздух казался состоящим из миллиардов ледяных молекул, которые наполняли легкие арктическим морозом. Коньяк немного помог, но не спасал. Почему в мире стало так холодно? Он плотнее закутался в теплое пальто и прикрыл глаза.
Молчали и остальные, погрузившись в свои мысли.
— Может, вам, джентльмены, обогрев включить? — водитель заметил, что один из пассажиров мерзнет.
— Спасибо, но не уверен, что это поможет, — ответил Брайан и взял Роджера за руку.
— Слушай, давай все же постараемся себя не накручивать. Сегодня, наверное, самый долгий и тяжелый день в нашей жизни, и, увы, один из самых трудных. Родж? Мы обо всем поговорим, только постарайся все же собраться. Пожалуйста. Так можно себя до сердечного приступа довести, не дай бог!
— Как тут не вспомнить наш старый альбом, да, Брай? — Роджер слабо улыбнулся, пытаясь свести к шутке то, что его самого очень беспокоило. — Я постараюсь обойтись без столь тяжелых последствий. Хотелось бы отделаться заурядным похмельем.
— Ничего, уже почти приехали, — Джон оглянулся и посмотрел в заднее стекло. — Минут десять осталось.
***
Дом стоял тихим и пустым, даже без слуг. Утром Роджер попросил экономку встретить посыльного из ресторана и все приготовить, после чего она могла быть совершенно свободна на ближайшие несколько дней. Прочая прислуга была отпущена на выходные еще раньше. На ближайшие сутки в доме не нужны посторонние люди.
— Парни, проходите в малую гостиную. Я спущусь через пару минут, только переоденусь…
— Родж, давай я камин затоплю? — Джон скинул куртку и прошел к камину, по двум сторонам от которого в нишах разместились книжные полки — комната служила еще и хозяйской библиотекой. Было довольно прохладно. — Да, пожалуй, тут будет лучше, чем в гостиной рядом со столовой. Уж очень она большая.
— Затопи. Там, вроде, все приготовлено.
— Да, было бы неплохо, — Брайан, в отличие от Роджера, не мерз, но то же ощущение, будто в мире вдруг стало холоднее на несколько градусов, преследовало и его. Он хорошо помнил, что когда-то давно с появлением Фредди его жизнь стала немного теплее — три дня назад это тепло безвозвратно ушло, что ощущалось почти физически.
— Ты фуршет что ли заказал? — Джон подошел к столу, где на очень красивых блюдах теснились маленькие сандвичи, тарталетки и пирожки. Что ж, весьма по-английски. Но есть отчего-то совсем не хотелось.
— Да, там закуски должны быть. Нормальная еда на кухне в холодильнике. Если что, разогреем в микроволновке. Там же водка. — Роджер взлетел вверх по лестнице. — Я сейчас вернусь. Располагайтесь.
Еще вчера он попросил поставить в гостиной небольшой стол, принести несколько стульев — так куда удобней. Кухня рядом, а накрывать в большой столовой для троих было нелепо.
Пока Джон возился с камином, Брайан, не зная, куда себя деть, подошел к одному из широких окон, выходивших на парк и подъездную дорожку, на кусты, стоящие сейчас голыми, на старую высокую сосну, словно охраняющую входную дверь. Если б не печальный повод, в этой комнате было бы так уютно. Так хорошо немного почитать, выпить коньяку, весело потрепаться, сидя на мягких диванах под треск поленьев в свете больших и уютных настольных ламп, стоящих на каминной полке…