— Ну ведь физиология у тебя кошачья. И часть сознания тоже. В конце концов, людям обычно не свойственно прыгать за перышком на шнурке.
Я всхлипнул и шумно отхлебнул сладковатого отвара.
— Я даю Коту волю только тогда, когда это забавно. А это я не назову забавным.
— Но ты нюхаешь…
— Это другое!
Лира только пожала плечами. Я еще раз хлюпнул белоснежником.
— Если тебя это вдруг успокоит, можешь сегодня поспать со мной, — ничего не выражающим тоном предложила Лира.
Я, подумав, согласился. Мне пришлось подождать, пока Лира и посмеивающаяся Гиз закончат ритуал наверху. Как и обычно, с нулевым результатом. Потом Лира приняла ванну. Ее крик «можно подниматься» застал меня, когда я допил неприятно сладкое варево.
Ну и славно.
Я, все еще переживая трагедию, поднялся наверх. Протиснулся в щелочку двери Лиры. Девушка уже сидела на кровати и причесывалась. Я окинул ее беглым взглядом.
— Ну хоть мой совет приняла к действию.
Она скептически осмотрела свою темно-красную рубаху до колен.
— Думаешь?
— Ну, это лучше того тюля.
— Сам ты тюль.
Лира отложила расческу, щелкнула выключателем света и забралась под цветастое одеяло.
— Давай.
Я вздохнул. Чувствовал себя в тот момент неимоверно глупо, но, в конце концов, почему нет? Коты должны спать со своими хозяйками. Сонм, как же это ужасно прозвучало…
Я запрыгнул на упругий матрас Лиры, рефлекторно потоптался и улегся на бочок, спиной к Лире.
— Спокойной ночи, хозяйка.
Ведьмочка довольно хихикнула.
— И тебе спокойной ночи. Какой же ты милый котенок!
И тут я ощутил, как ее рука обхватила мое тело и вдавило его во что-то подозрительно мягкое. Впрочем, я быстро догадался, что это была не подушка. И знаете, что я сделал?
Я заснул. Я же кот.
Спалось мне хорошо — я даже не просыпался.
Глава 12. Недобрые предзнаменования и лягушки
Утром меня разбудили звуки спора, доносившиеся откуда-то снизу. Спорили парень и девушка. Интересненько.
Я выбрался из объятий мирно сопящей Лиры (хорошо, что я кот, а то звучало бы очень пошло), скатился на пол, автоматически зачем-то отряхнулся и погарцевал в сторону шума. Споры доносились с первого этажа. Как только я спустился по лестнице и прислушался, оказалось, что споры доносились из каморки Гиз, где стояли ее аппараты. Я подошел к приоткрытой двери.
— Если ты возьмешь коэффициенты Барра, то как ты тогда составишь график приложения Мощи? — голос принадлежал Эду. Значит, волшебник вернулся из разведки.
— А ты не знаешь, что с помощью таблиц Аер Минзу коэффициенты Барра легко переводятся в коэффициент Саломи? — нарочито спокойно поинтересовалась Гиз.
— А как Саломи поможет тебе выстроить ровный график? У Саломи графики как ребенок нарисовал.
— Один учебник, и весь Саломи как на ладони, — отмахнулась волшебница. — Вернемся к началу проблемы. Где ты видишь проблему с высчитыванием эфирных влияний? Где ты вообще увидел тут влияние эфира?
— Те же Аер Минзу доказали, что эфир содержится и в нашей атмосфере, и влияет даже на трансграммацию!
— Так при чем тут трансграммация? Я беру стебель, прогоняю через спиральный опознаватель с помощью формулы Протта, потом беру третичное уравнение Ас Мадда, смотрю на интеграл. Если положительный — пересчитываю на Альмори. Если отрицательный, то все в порядке, и я совершаю цикл Энкреса, завершая на уравнении семи корней. Дальше подставляем цветовую палитру к преобразователю, и готово! И никакого эфира.
— Спиральные опознаватели с цветовой палитрой, — фыркнул сонитист. — Дорогая игрушка все равно остается игрушкой. Как ты без перфокарт определишь точку восхождения?
— Для этого я и останавливаюсь на уравнении семи корней, — Гиз чуть не рычит.
— Звучит логично, — признал Эд. — Но тем не менее, ты помнишь про искажение Роуга?
— Проклятье, конечно помню! Первый курс, мистер Моуз! Не держите меня за дурочку.
— И как ты собираешься бороться с ним? Искажение при таком массиве данных неизбежно.
— Искажение строится лишь из-за трансграмматора. А у меня трансграмматор выключен напрочь!
Я протиснулся в комнату. Небольшое помещение было уставлено шкафами и тумбами, состоящими, казалось, только из проводов и мигающих лампочек. Вместо ожидаемой мешанины, все провода были аккуратно уложены или прикреплены к стенам. Гиз и Эд стояли друг напротив друга у низкого столика с толстой стальной столешницей, к которой подходили как минимум пять проводов. На столике стоял горшок с самой обыкновенной крапивой.
— Всем доброе утро. На каком языке вы говорите?
Эдвин покосился на меня. Кончик его хвоста раздраженно дергался. Гиз же сверкнула на меня глазами. Кажется, она действительно зла. Но на меня-то за что?
— Матемагия! — хором ответили эти двое.
— Мистер Моуз решил научить меня, как правильно изменять расположение листьев на стебле, — тут же продолжила Гиз. — И у нас случилась научная дискуссия.
— Мисс Гиз, по моему мнению, не воспользовалась одним важным принципом, — невозмутимо ответил Эд.
Из горла волшебницы донесся сдавленный рык, и я заметил, как она кончиками пальцев погладила кастеты.
— Гиз, а у тебя раньше получалось изменить положение без этой формулы? — задал я вопрос. Хвост волшебницы тут же забился из стороны в сторону. Кажется, арбористка была в ярости.
— В том-то и дело, что нет. В моих расчетах что-то не сходится.
— Тогда, возможно, стоит и посмотреть влияние эфира, — произнес я, вкладывая в голос как можно больше успокаивающих ноток. И немного ультразвука одного интересного спектра, который я открыл для себя совсем недавно — он успокаивающе действовал на людей. Хвост Гиз замедлил свои удары по воздуху. — Ты продолжай, а мы с Эдвином отойдем пока. Так ведь, Эдвин?
— Так, так, — согласился Эд. Я услышал в его голосе тот же самый ультразвук и едва сдержал смешок. — Действительно, нам уже пора.
Мы вышли из каморки, уставленной перемигивающимися и тихо гудящими приборами. Эдвин сразу же направился в помещение магазина, где, к моей зависти, плюхнулся в свой диван.
— Иногда мне кажется, что это самый лучший диван под солнцем и лунами, — блаженно вздохнул он, поглаживая подлокотник. После этого волшебник провалился еще глубже в ставший мягким как облако диван.
Я тоже запрыгнул на диван, потоптался и разочарованно сел, обхватив лодыжки хвостом. Для меня это был самый обычный плюшевый диван.
— Ты что-то вызнал? — полюбопытствовал я.
— Ага. Много подробностей. Заодно и тень почистил.
— Все еще жестко работаешь?
— Да я по-другому и не умею, — пожал плечами Эд. — Есть хорошая новость, средняя и плохая.
— Давай по порядку.
— Хорошая — Ульрих точно знает, где находится Дауд. Средняя — Ульрих никогда не ходит в одиночку. Плохая — Ульрих является чудесником.
— А почему это плохая новость?
— Потому что я не могу подготовиться к сражению, — с неудовольствием пробурчал Эд. — Есть разные тактики против волшебников разных доменов, но он чудесник. Кто знает, что он может? Информации об этом я так и не добыл. Гипотетически, он может все, что угодно.
— Например?
— Я видел четырех чудесников и с тремя из них дрался. Самые неудобные противники на свете. У одного был пятиметровый хлыст, с которым он в прямом смысле слова управлялся как с конечностью. Еще один доставал из-за спины ножи, в любом количестве. Другой, самый слабый и почти не доставивший мне неудобств, мог дышать в воде. Один из моих товарищей был классным чудесником. Бесполезная в боевом плане способность, но тем не менее — он мог из любого набора ингредиентов и где угодно приготовить невероятно вкусное блюдо. Догадаешься, что самое вкусное я пробовал в окопах под Воллалом?
— Даже и не предположу.
— Фёл однажды приготовил рагу. Он взял каску, поймал и освежевал двух крыс, добавил чуток лука, репы и специй. Один мой товарищ, инферналист, на струе огня все это приготовил.