На площадке одного из вагонов расхаживает знакомый нам по началу картины часовой-казах. Внезапно взгляд его узких глаз становится напряженным, как у охотника Он видит тень поезда, ползущую по бледному, освещенному луной песчаному откосу, и странную фигуру, то бегущую, то прыгающую через пустоту.
- Стой! - орет казах. - Стрелять буду!
Голос его не слышен за шумом поезда, бегущая фигура приближается.
- Стой! - орет казах и стреляет вверх.
Тень пролетает через рсщелину между вагонами, исчезает, словно человек упал, но через миг возникает снова и продолжает свой путь.
Казах лезет на крышу. Выстрел привлек внимание других часовых, и когда парень совершает очередной прыжок, мимо него проносятся пули.
Парень бежит дальше. Но сзади его уже нагоняет казах, а когда парень добегает до последнего вагона, то здесь его подстерегает направленный прямо на него ствол автомата другого часового.
- Руки вверх! - кричит казах.
- А пошел ты!.. Там женщина помирает, слышишь? Врача нужно!..
На площадке служебного вагона появляется
начальник эшелона.
- Товарищ майор! - кричит одноглазый. - Я с последнего вагона Там женщина разродиться не может!..
Парень садится на край крыши.
- Дурной голова, - ласково говорит казах, - застрелить могли!
- А что делать? - ворчит одноглазый. - Поезд ведь не остановишь!..
Резко тормозит поезд.
...В вагоне застыли люди в мучительном ожидании. И вдруг в какой-то неправдоподобной ясности из тамбура появляется небольшая, худощавая фигура молодой женщины в военной форме, с медицинской сумкой на боку.
Женщина проходит вперед, отрывисто бросает:
- Воду!.. Полотенце!.. - и скрывается за простыней.
В вагон входят одноглазый, корреспондент и человек,
который все потерял. Вырвавшись от черненькой,
девочка бросается к папе Коле.
- А я вовсе не боялась, - с детской хрипотцой говорит девочка, - Мне тетя Дуся сказала, что ты придешь...
Стучат колеса. Трясется вагон. Просыня то вздувается
парусом, то бессильно опадает. И внезапно раздается
новый, не слышанный пассажирами крик,
странный, словно по ту сторону, крик новорожденного.
Простыня отдернулась, и пассажиры видят тетю
Пашу, держащую на руках ребенка...
- Девочка! - будто о каком-то чуде, говорит артистка.
...Утро. Вагон отмечен особой чистотой и прибранностью, вызванными, с одной стороны, появлением в нем новой гражданки, с другой - скорым окончанием путешествия.
У окна стоят черненькая и одноглазый парень.
- Не могу я, Николай Петрович, - с болью говорит черненькая. Привязалась я к вам, это верно, а без Ниночки уж и не знаю, как теперь буду... Да не так мне все ожидалось... Думала, придет оно, и прямо в грудь мне ударит, чтоб ни раздумья, ни выбора, как в воду с берега!
Парень понурил голову. Незаметно подходит девочка и внимательно слушает.
- А как же мы-то без вас?
- А вы себе другую девушку найдете, красивше и лучше меня.. Ну, Ниночка - маленькая, привыкнет, что я ей?.
- Борисоглебск!.. - слышится чей-то голос...
...Поезд причалил к платформе. Выходят пассажиры. Первой, гордо держа пакет с младенцем, появляется черненькая, за ней, поддерживаемая тетей Пашей, осторожно спускается молодая мать; человек, который, кажется, уже не все потерял, тащит аккордеон артистки, замыкают шествие одноглазый с дочерью и корреспондент.
Усадив свою подругу на скамейку и передав ребенка тете Паше, черненькая бежит в билетную кассу. Одноглазый парень быстро говорит дочери:
- Обожди меня тут! - и тоже устремляется в здание вокзала.
- "Пирог с хлебом", - читает девочка объявление, вывешенное над ларьком. - Дядя Сережа, чего это?
- Не знаю, - говорит корреспондент, - какое-то новое, удивительное изобретение войны. Попробуем?
Он покупает два куска "пирога с хлебом".
- А вкусно! - замечает корреспондент. Девочка кивает, уплетая пирог.
Одноглазый и черненькая приближаются к выходным дверям вокзала,
- Может, напишете, Евдокия Петровна? - спрашивает одноглазый.
- Да, да... - кивает черненькая, отводя глаза. Видимо, ей тоже тяжела эта, ею же решенная, разлука
- Не поминайте лихом, Николай Петрович!.. - И будто боясь, что она не выдержит, черненькая почти бегом устремляется прочь от парня.
- Мама! Куда ты? - настигает ее отчаянный крик.
Черненькая замерла на всем бегу и шатнулась, как будто от удара в грудь. Она даже невольно поднесла руку к сердцу, куда сладкой болью проникли эти слова.
А девочка подбежала к ней, ухватила за платье своими маленькими руками.
- Ты нас бросаешь, мама? - с прежней, недетской интонацией говорит она
У черненькой хлынули слезы.
- Разве мамы бросают своих дочек? - говорит она - Я вернусь, очень скоро вернусь!..
- Это правда? - тихо спрашивает, подходя, одноглазый.
- Детей нельзя обманывать, Николай Петрович! - сквозь слезы улыбается черненькая.
Они прощаются, и парень уходит об руку с приемной дочерью через рельсы к темным липам, высаженным по краю дороги, убегающей вдаль.
Черненькая подходит к жене бригврача
- Ты плачешь, Дусенька?
- Как же не плакать? - знакомым баском отвечает черненькая. - Сроду с парнем не поцеловалась, и пожалуйста - уже жена и мать!..
- Поезд на Москву отходит с третьей платформы! - звучит голос вокзального диктора.
Пассажиры спешат на посадку.
И снова почетный эскорт сопровождает молодую мать. Впереди черненькая с младенцем, затем тетя Паша с вещами, корреспондент бережно, под руку, ведет Нину Ивановну.
И люди, спешившие на посадку, почтительно расступаются перед Матерью...
...Корреспондет и Лена сидят на скамейке близ станции Бекетовка.
- Замечательные люди - ваши спутники! - от души говорит Лена.
- Обычные люди, - пожимает плечами Сергеев, - каких мы постоянно видим вокруг себя.
Лена делает чуть заметную гримасу, выражающую сомнения в последних словах Сергеева
- Ну а что с ними сталось?
- Каждый ушел в свою даль, в свою жизнь... Впрочем, я кое-что знаю о судьбе женщины, которую называли Ниной Ивановной. Она работала в госпитале и училась, кончила медицинский институт, воспитала дочь. Пережив сама так много страшного и горестного, она охраняла дочь от всего трудного, больного, печального, даже от воспоминаний о войне. Девочка выросла, полная доброго порыва, но слабодушная, избалованная опекой. И в первом же малом жизненном испытании она погнулась...
По мере того как он говорит, лицо Лены разительно меняется, наконец-то понимает она, о ком рассказывал корреспондент.
- И вы решили ее выпрямить? - с дрожащими от боли и гнева губами перебивает Лена. - Но кто дал вам право рассказывать мне все это, вмешиваться в мою жизь?!
- Ваша мать, - просто отвечает корреспондент. - Она узнала, что я здесь, и прислала мне письмо. Только не поздно ли? Ведь вы уже в пути... Он встает со скамейки.
И тут Лена с неясной и странной улыбкой сквозь слезы
протягивает руку и заставляет Сергеева снова сесть.
Они смотрят друг на друга, тем и должен кончиться фильм:
двумя прекрасными человеческими лицами. Одно - юное,
другое - тронутое годами; .одно - прозревшее в печали
и радости, другое - в добром понимании, что просьба
далекого друга все-таки не опоздала.