Воцарилось напряженное молчание, во время которого Мэгги, любившая старые голливудские фильмы и испытывающая желание броситься к нему в объятия и закричать «Когда?», боролась с Мэгги, приобретшей опыт общения е мужчинами и имевшей в мире рекламы репутацию женщины, обладающей большим вкусом, но холодной той еще штучки.
Победила та еще штучка.
Она подозрительно посмотрела на него.
— Ты считаешь эту шутку смешной?
Он покачал головой.
— Нет. Никогда еще в жизни я не был более серьезен. Я люблю тебя, Мэгги. Любил и буду любить всегда.
— Надо сказать, ты выбрал весьма экстравагантный способ, чтобы показать мне это, — с горечью заметила она, бесцельно перебирая лежащие на столе бумаги и не желая, чтобы он заметил, как дрожат ее руки. — А теперь, если ты не возражаешь, мне надо поработать. — Мэгги постучала пальцем по стопке документов.
Люк встал. Сейчас он уйдет, подумала она, сама пугаясь подобной перспективы. Но Люк не ушел. Вместо этого он обошел вокруг огромного, как олимпийский стадион, стола и поднял ее со стула.
— Что ты себе позволяешь? — запротестовала она, зло, но безрезультатно колотя кулаками по его груди.
— Хочу выиграть для нас лишние три недели, — угрюмо ответил он.
— Понятия не имею, что ты этим хочешь сказать!
— Тогда позволь мне объяснить, — сказал он, и Мэгги узнала прежнего, уверенного в себе Люка. — Я знаю, что ты на меня зла и имеешь на это полное право…
— Как мило с твоей стороны!
— Но я не собираюсь тратить еще месяц на игру с тобой — ведь оба мы знаем, что ты все еще любишь меня.
— Ты самый самодовольный…
— А поскольку нам это известно, то зачем убивать время на напрасные ссоры, особенно, когда мы можем заняться… — И он поцеловал ее.
Он поцеловал ее так, как целовал в ее мечтах — без стеснения, без чувства вины или сожаления, и когда наконец оторвался, ее губы все еще дрожали от страсти.
— Зачем… зачем ты это сделал? — запинаясь, пробормотала Мэгги, радуясь тому, что Люк крепко держит ее за талию, потому что иначе она не удержалась бы на ногах.
Его взгляд был ясным и внимательным. И очень решительным.
— Потому что хочу доказать тебе свою любовь не на словах, а на деле.
Мэгги сделала попытку вырваться из его объятий, и он не стал удерживать ее. Она покачала головой.
— Я уже не прежняя Мэгги, которая любила тебя слепо и бездумно и верила в то, что ее могут полюбить только за то, что любит она. Теперь я повзрослела, Люк, и мне не нужен Пигмалион. Своей жизнью я распоряжаюсь сама.
— Прекрасно, — спокойно сказал он. — Мне это известно.
Мэгги в ярости тряхнула головой.
— Я не только повзрослела, но и очень изменилась. Разве можно любить женщину, которую даже не знаешь?
Но Люк только улыбнулся и, очень нежно коснувшись кончиком пальцев ее пухлых губ, медленно очертил их контур так, что они вновь предательски задрожали.
— У тебя золотое сердце, Мэгги, — ответил он просто. — И всегда будет таким. Именно поэтому я люблю и всегда любил тебя, именно поэтому я позволил тебе уйти.
Она вновь покачала головой, так болезненны были воспоминания.
— Как же ты тогда мог позволить мне уйти? — неровным голосом спросила Мэгги, не осознавая, что своим вопросом невольно признает его любовь, но Люк, по всей видимости, понял это, потому что на мгновение закрыл глаза.
— Я поступил так по многим причинам, — ответил он. — Но в основном потому, что понимал, как сильно ты любила меня.
Так, значит, Маргарет была права.
— Я знал это задолго до той ночи, когда ты оказалась в моей постели, задолго до того, как ты сама сказала мне о своих чувствах на следующее утро, — продолжил он. — Знал, что ты хочешь выйти за меня замуж, уехать со мной в Штаты и быть хорошей матерью Лори. Ты думаешь, я не хотел того же самого, Мэгги? — спросил Люк, на сей раз с волнением в голосе.
— По твоему поведению об этом нельзя было догадаться, — устало сказала она.
— Но понимаешь ли ты почему?
Она недоуменно покачала головой.
— Потому что ты была так чертовски молода! Только не говори мне, что в восемнадцать лет ты имела право голосовать и выйти замуж, лучше послушай. Дело было вовсе не в возрасте, а в отсутствии у тебя жизненного опыта. Ты обладала столькими талантами, могла добиться многого, но собиралась отказаться от всего ради меня.
— Но масса женщин находят удовлетворение в замужестве и материнстве, — возразила уязвленная Мэгги.
— Я это знал. Но знал также и то — да и ты наверняка тоже, — что институт замужества в наши дни сильно сдал свои позиции, браки долго не длятся. Особенно те, в которых одна из сторон еще слишком молода. Что, если через пять или десять лет ты начала бы жалеть о том, что так рано связала себя семейными узами, и обвинять меня, что твоя карьера не задалась? Или что я навязал тебе Лори?