— Не такие мы пустышки, как вам могло показаться. Может, конечно, вы и повидали виды, но я умнее, чем вы думаете. Мы приехали в Европу, чтобы пополнить нашу галерею человеческих типов. Ну и, не стану лукавить, ради парней. Я понимаю, что у меня не такая уж смазливая мордашка, вот и приходится точить лясы с уродищем вроде вас. Который вполне мог бы быть моим папой. Или дядей, друг которого рекомендовал вас. Конечно, я не настолько наивна, чтобы упустить из виду, что вы мужчина. Только меня вы не за ту приняли. Я вам не вертихвостка какая-нибудь. А вы ужасный сноб. На всех сверху вниз смотрите. Если задницу не лижете. Знаете, кто вы такой. Зануда.
Несколько секунд Сэмюэль С затратил на осмотр оконных ставен, поднял взгляд на листву, щеки подставил солнечным лучам, и в голову пришла фраза, которая по здравом размышлении вроде никак не способна была туда проникнуть. Все же австрийцы-то — изящны духом, не нам чета. А я животное, по которому плачет учебник зоологии.
Четвертый день. С утра сдобренный липовым ароматом, да так, что даже гравий на дорожке, должно быть, клеится к подошвам. Вот и хозяйка туда же — заиграла увертюру, которая вполне могла кончиться оперой. В постели. Сэмюэль С сказал, да что вы говорите, Агнес, что вы говорите, ну и ну, вы хотите сказать, все внешние покровы падут, вы сцапаете меня, я сцапаю вас, и мы, словом, сплетемся. Тут лицо Агнес красноречиво сморщилось: мол, не так громко, герр С, вдруг кто услышит.
— Ну и пусть слышат. Пусть весь мир знает. Лично я во всяком случае точно собираюсь спеть сегодня арию.
И вот, в день, когда самки наскакивают сами, Сэмюэль С отправился на прогулку, в результате которой с письмом в кармане вскочил на трамвай. Он насвистывал, так как вдобавок получил и чек из Амстердама. Явившись к месту рандеву, он щелкнул каблуками, и они отправились, как было договорено, лесистыми склонами Каленберга на вершину, смотреть на Вену с высоты птичьего полета. Где она сказала, когда он поправил пару огрехов ее речи:
— Я знаю, что вы думаете. Вы думаете, я глупая.
— Я ничего такого не говорил.
— Вы так отворачиваетесь, будто ничто на свете для вас не новость. К вашему сведению, я прочитала всю мировую классику. И по-моему, все это гнилой отстой.
— Пожалуйста, продолжайте.
— Еще я прошла курс по психологии. Так вот, у меня есть-таки для вас новость. По-моему, это тоже отстой. Только не надо так ухмыляться. И все эти великие французские соборы, которые, по-вашему, просто ах, — по-моему, тоже гнилой отстой. По мне, так простая честная автозаправка куда круче всех этих витражей вонючих.
— Пожалуйста, продолжайте.
— Не особо-то заноситесь с этим вашим «пожалуйста, продолжайте».
— Серьезный случай. А ведь французские соборы — это действительно красиво. Или вы меня дурачите.
— Делать мне больше нечего, дурачить вас.
— Ладно, я вот что вам скажу. Вы самая типичная американочка-студентка, девчушка-хохотушка, из тех, что болеют за свою футбольную или баскетбольную команду и ни в коем случае не желают походить на маму с папой. Подрастете, поумнеете и тогда увидите, что многое обернулось именно так, как вы были уверены, что не обернется.
— Ах-ах, старый мудрый дедушка. Так навсегда в студентах и застряли. Живете на чужие подачки, сами говорили. Лазите по библиотекам, науку двигаете — далеко-далеко. Таким, как вы, без этой колыбели культуры ни туды и ни сюды. Почему не возвращаетесь домой. Назад в Штаты. Сами знаете почему — потому что не выдержите конкуренции. Глазом моргнуть не успеете, как вылетите в трубу.
Сэмюэль С не справился со слезами. Градом хлынувшие из глаз, словно булыжники под гору. Не рукавом же, в самом деле, утираться. Голос ее доносился издали, смутно, как плеск прибоя, когда и ветер светел, и моря речи, и сон далече. Тут ее губы произносят с участием:
— Ой, простите. Не хотела вас так обидеть. Я просто шучу.
Веснушчатый нос Абигейль. Небольшие карие глазки. Широкий рот. В улыбке являющий миру подлинно нетронутые красоты. Когда она вставала, хотелось увидеть то, что скрыто. Сейчас она сидела. А Сэмюэль С вставал.
— Вы посрамили меня.
— Да ну, еще чего.
— Да-да, именно посрамили, победа за вами. Сам напросился. Ладно, мне пора.
— Не уходите.
Сэмюэль С вновь нахлобучил кепи. Махнул рукой официанту, «герру оберу», устремившемуся, колыхая исполинским черным брюхом, смахнуть в черный бумажник-складень купюру, которую Сэмюэль С кинул на стол со словами, что сдачи не надо. Обер, черная туча, блеснул улыбкой, поклонился и исчез. Сэм С медленно стянул со спинки стула курточку и глянул на Абигейль.