Владелец космопорта упирался, валился в снег, пытаясь уцепиться за опоры станции, но его уволокли Бёф с Паулем. Надо отдать инженеру должное, он сообразил быстрее Диммы. Ворон глазел на него, точно на выкатившееся из-за туч солнце, а Игер отобрал перчатки у техника, закрепил на бёдрах и поясе обвязку из ремней, похлопал себя по коленям.
– Во мне кровь берилловая, Дим, – Игер подмигнул прислужнику, земные ужимки иногда кстати, – ты там, наверху, загнёшься, а я управлюсь.
Инженер вернулся, остановился около, закашлялся надрывно и долго вытирал рот. Потом протянул футляр с инструментами, принялся было объяснять, но Игер оборвал.
– Я читал документы «Акуны» однажды, вполне достаточно, – он закрепил футляр на поясном ремне, заправил свитер в штаны, – не всю память пропил.
Они улыбнулись кисло, будто покойнику, а он, верно, тысячи лет не чувствовал себя настолько живым. Игер успел забыть летящее счастье движений, когда тело подчиняется абсолютно и между тобой и целью не встанет ничто. То, что они с Сидом натворили, изуродовало его, исковеркало, и сейчас болезнь отступала, возвращая ему самого себя.
– Вот что, вы оба. Есть дело. – Прежний Игер Спана, сын Алари, наследник Берилла, обошёлся бы без просьб, но и просить было не за кого. – У меня ребёнок в интернате, недалеко от Рошшуар.
Инженера шатнуло, Димма отвёл глаза. Догадывался, ящер хитрый. Игер взял Ворона за запястье, прижал к собственному, психотехника отозвалась ликующей дрожью.
– В данных номер и код счёта, на нём мои деньги. – Ночь морозная, ясная, идеально для подвигов и признаний. – Не слезу с башни, переведёте на счёт Радека Айторе. Он не спросит от кого – маленький и со мной не знаком.
– Ребёнок? Ребёнок, ты сказал? – инженер, понятно, тут же завёлся. – Не навещал, не привозил сюда… как так можно, если ты его выносил?
– Я его не вынашивал, – Игер перекинул смотанные ремни через плечо, – не торчите под опорами, идиоты.
Лестница уходила вверх, к платформе, за которой начинался крутой подъем, уже без всяких ступенек, только скобы, ненадёжные, обледеневшие. Игер невольно коснулся ремней, при удаче он на них повиснет, не повезёт – снимут обгоревший труп.
По лестнице он поднялся быстро, взобрался на платформу, посмотрел на погребённое в сугробах побережье. Ни единого проблеска света, утробно дышит близкое море, набирая мощь для бега наперегонки со льдом. Внизу белели запрокинутые лица: Бёф, другие Рыси, Димма, Пауль, здешние никчёмные создания, ради которых он тащится под звёздный покров. Мои парни, мой Клёт. Точнее, станет его, основой новой партии. И он не будет по-плебейски врать, сочиняя сказки о возвращении на Домерге, разве совсем чуть-чуть. Лицемерить отлично удавалось Сиду, а он потребует от «двух А» расширения прав белых и домергиан, гарантий и, дубинку Бёфа им в глотку, ответа за выкрутасы с климатом. С иска Cоюзу и начнёт. Игер присвистнул, передразнивая ветер, и поставил ботинок на первую скобу.
****
Пока Клёт отбивали у стужи, Олив раздобыла стол, и теперь на нём спал Масик в компании младшего сына торговки Лайлы. Стены школы дырявы, словно решето, по полу нещадно дует, с потолка капает, в углах намёрз лёд, но это ничего. Напряжение в сети восстановилось, отогреемся. Пауль дёрнулся, вспомнив, как истошно закричал Масик, когда вырубился свет, как застыло в груди от понимания – они обречены. Взрыв в хранилищах топлива неминуем, оставалось хватать, кого сможешь, и бежать, и ведь далеко не убежишь.
Между прочим, Лайла и другие, посланные на поиски обогревателей в посёлке у рудника, до сих пор не вернулись. Нужно предупредить Спану. Он глотнёт чего-нибудь горячего, посидит немного и пойдёт на мороз. Пауль опустился на край стола, заткнул рот кулаком, заглушая кашель. Горло болело, колотил озноб, но остальные, кажется, не простудились. Лукас и Юрген спали на матрасе из водорослей, обнявшись, будто братья, Масик причмокивал и посапывал, Олив, до бровей закутанная в материнский платок, дремала у стены. Димма развалился прямо на полу, сунув под голову скомканный, насквозь мокрый комбинезон. На домергианине короткие, до колен, штаны, рубаха, какие носят стражники, ворот расстёгнут – дрыхнуть полуголым при минус тридцати снаружи мог лишь бог, ну или чёрт, без разницы. Расу господ создавали для покорения космоса, колонизации открытых планет, и счастье, высшее счастье мира в том, что штампованные красавцы всё же были людьми.
Пауль налил соевого концентрата из канистры, поставил кружку на обогреватель, присел около Диммы на корточки. Хлопали двери, хныкали дети, ругался не желавший уходить из тепла на улицу рудокоп, через комнату что-то орали друг другу собиравшиеся на дежурство, за хлипкой стенкой грохотали двигатели застрявших в сугробах машин, а его спасённое чужаками семейство видело сны. Пауль протянул руку, коснулся ключей щеки Диммы, провёл пальцем по крыльям породистого носа. Он хотел сказать: «Спасибо, что не бросил нас в аду, спасибо, что ты вообще существуешь и выбрал меня, нас выбрал, чужак, инопланетник, и если то была не любовь, то её вовсе изобрели дураки». Сказать, пусть спящему, потому как наяву подобного не произносят, по крайней мере, на побережье Клёт. Кашель продрал его до пустого желудка, и Пауль обессилено хлопнулся на грязный пол.
– Что, моя смена? – Димма проснулся сразу, будто по внутренней команде. – Ты чего?
– Кашляю, – соврал Пауль и потёр слипшиеся ресницы. – Спана велел тебя разбудить. Он думает обшарить на каре и по земле береговую линию, наверняка есть те, кому сюда не добраться.
– Ну, это уже чересчур, – возмутился домергианин. Он сел, придирчиво оглядел замурзанного Юргена и принялся натягивать комбинезон. – Нас только пятеро, да Бёф в придачу, остальные снаружи долго не выдерживают. Всех здешних не вытащишь.
Пауль решил позже разобраться с мотивами вдруг переменившегося домергианского начальника. Если спаситель поднимет плату за ток, они пободаются, а пока Спана волок их разношерстное сборище за шиворот, и ему никто не смел возражать. Юрген завозился на матрасе, приоткрыл глаза, но отец махнул ему рукой, приказывая не вставать, и мальчишка вновь забрался под одну из пожертвованных Спаной курток.
– Жаль, твой сын не… – Пауль подыскивал слова, – не такой, как ты. Он мёрзнет, и в темноте плохо видел.
– Юр полукровка, – пожал плечами ничуть не расстроенный Димма, – кое-какие рефлексы у него в норме, на Земле большего не требуется.
– Судя по последним дням, очень даже требуется, – вздохнул Пауль, – в море лёд, урожай погиб. Будет голод.
– Не плачь, – домергианин прихватил его за ворот свитера, притянул к себе, тронул губами скулу, отстранился медленно. – Я правильно делаю? Странный обычай, только вирусы разносить.
Пауль приметил в усмешке лукавство и не стал говорить, что, согласно клётским воззрениям, двое мужчин публично не обжимаются. Поганые условности едва не разрушили ему жизнь, убили Алекса и его жену, и не пошли бы они подальше, вместе с полусотней других запретов. Он наклонился к Димме, шепнул: «Правильно!» – и поцеловал всерьёз, вталкивая язык, слизывая вкус чёртовой лимонной водки, сигарет и дыма. Нету у него вирусов, простудился, вот и всё.
Прерваться заставил кашель и громкий хлопок двери. Наследное высочество влетел в створки, точно ураган, рассыпая снежные хлопья и искры звенящей, клокочущей силы. Игер Спана был хорош, должно быть, он становился таким на операциях, потому-то наёмники повиновались ему слепо. По пятам спешила свита: проворный азиат Изуро, собравший половину их обогревателей; седые громилы Рыси, с видистой наизготовку – стоило наставить страшное оружие на здешних, и торговцы-скупердяи покорно делились добром; новенький Бёф, со шрамом от уха до уха, прибившийся уже в метели. Спана поднял руку в белых бинтах, и свита разлетелась по школе, расталкивая людей, прыгая между спящими.