Генри работает в машине и обсуждает корпоративные дела по телефону с людьми, с которыми мы встречаемся. Он хорош в своем деле. Ему действительно не все равно. Это его новый метод обольщения?
Во время одной поездки мы осматриваем почти законченное здание, которое имеет нулевой «углеродный след» – оно нагревается и охлаждается с помощью подземной циркулирующей воды. Супер экологическое. Генри взволнован.
Это заразно.
В другой поездке мы осматриваем гигантский сборный завод в Нью-Джерси, где они делают части зданий, чтобы им не пришлось строить все на месте. Он так же взволнован этим. И это тоже заразительно.
– Откуда ты знаешь имена всех этих людей? – спрашиваю я во время одной из наших многочисленных поездок на лимузине.
– Я взял себе это за правило.
– Но как? Ты знаешь так много имен.
– Если это что-то важное, ты найдешь способ все запомнить, – говорит он.
– Птица, – бормочу я.
На его лице появляется веселая улыбка, которая всегда меня раздражает.
– Что ты сказала?
Я хочу схватить его за лацканы, притянуть к себе и сказать: «Да пошел ты!», губы в губы, а потом поцеловать.
Но я знаю, к чему это приведет.
Вместо этого я сцепляю руки на коленях и отворачиваюсь.
Самое худшее – это семейные чувства в «Locke Worldwide». Как будто они, действительно, одна большая счастливая семья с Генри Локком – сильным, свирепым лидером, человеком, который пойдет на край земли ради своих людей.
То, как он сражается за них, делает его вдвойне горячим. То, как он заботится о них.
Время от времени, разъезжая с Генри по пяти городам, посещая достопримечательности, встречаясь с сотрудниками, узнавая новые вещи в штаб-квартире Локков, я чувствую себя частью этой команды, частью семьи, за которую Генри борется и заботится.
Это опьяняет.
И это так предсказуемо. Так трогательно.
Не нужно иметь команду психоаналитиков, чтобы понять, почему это было бы дико привлекательно для меня, учитывая, что я так долго была одна, присматривая за Карли самостоятельно. Даже дома нас никто не защищал. Никто не сражался за нас.
Иногда, когда мы говорим о компании, я использую слово мы. Как будто я член семьи Локков.
Так здорово, что мы открываем офис в Рейли. Как идут дела с нашим предложением по стадиону? Ух ты, наша команда разработчиков вышибает дерьмо из этих придурков в «Dartford & Sons»!
Мне постоянно приходится напоминать себе, что я не член семьи.
Мы разъезжаем в лифтах, лимузинах и других замкнутых пространствах, и это захватывающе. Иногда наши взгляды встречаются, и Земля как будто замирает.
Мой вибратор неустанно работает по ночам.
Прошла неделя из 21-дневного периода на обдумывание, и мне просто хочется прикоснуться к нему. Даже если это будет просто его рука. Он неотразим, как кошачья мята. Как сверхзаряженный магнит. Или, может быть, как черная дыра, которая засасывает космические корабли и девушек, которые просто хотят, чтобы их любили и доверяли им.
Ни одна из его привязанностей не настоящая, вот что мне нужно помнить. В конце концов, он нанял частного детектива. Он думает, что я мошенница.
Я нечто гораздо худшее. Я Вонда О'Нил.
И снова я вспоминаю фотографию, на которой я улыбаюсь всему миру с такой надеждой, размноженную миллион раз через Twitter и Facebook с подписями «Я лживая шлюха».
Иногда, прямо перед тем, как выйти утром на улицу, чтобы встретить автомобиль, я произношу небольшую подбадривающую речь. Я напоминаю себе, что мне не нужна команда Локка.
Я управляю гигантской компанией и имею доступ ко всем деньгам, которые только могу пожелать. Я разъезжаю в лимузинах буквально с самым сексуальным мужчиной в Нью-Йорке, но почему-то я все еще та оголодавшая девушка, которая смотрит с улицы, прижавшись носом к окну пекарни, желая чего-нибудь.
Хотя бы крошку.
Генри похож на самого горячего и обаятельного продавца пылесосов, который когда-либо приходил к вашей двери. И вы приглашаете его войти, позволяете ему показать вам пылесос, насколько хорошо он очищает и как работают все насадки. И вы видите, что он любит этот вакуум, и его любовь к вакууму делает его безумно желанным. А вы, ребята, смеетесь и весело чистите ковер. И это очень мило.
И ты все время твердишь себе, что дело не в тебе – он просто хочет продать тебе этот пылесос. Это его единственная цель! Вот только вспоминать об этом становится все труднее и труднее.
Может быть, иногда, когда он мастерски меняет эту насадку своими удивительно умелыми руками… или когда он улыбается тому, что вы сказали, а вы смотрите в его великолепные голубые глаза и получаете это щемящее чувство в груди – в эти моменты вы начинаете верить, что, хотя он пришел продать вам эту вещь, возможно, вы ему начали нравиться.
Тогда вы ненавидите себя за то, что доверчивы, потому что, привет, он самый завидный подонок в Нью-Йорке, а вы даже не входите в топ-миллион холостяков.
На самом деле, ты едва ли подходящая холостячка для любого холостяка, если только холостяк, о котором идет речь, не является строчащим стихи служащим автостоянки с проблемами самооценки или младшим кондитером с восемью соседями по комнате и одержимостью видеоиграми, или поваром/музыкантом/студентом, не то чтобы это подводило итог моим последним трем годам знакомств.
***
Одна из самых трудных вещей в общении с Генри – это то, как он умеет проникать в меня и вытягивать из меня Вонду. Иногда провоцируя меня на это. Иногда он очаровывал меня своими вопросами, шутками и бесконечным интересом к моему мнению.
– Я знаю, что ты делаешь, – наконец говорю я ему за обедом, после еще одного дня, когда узнала, как удивителен «Locke Worldwide», после еще одного дня, когда стала свидетелем того, как он играет роль свирепого защитника, которым восхищаются все. Сегодня мы не взяли Смакерса.
– Помимо якобы поддельного соблазнения? – он разламывает пополам лепешку и протягивает мне большой кусок, потому что, оказывается, мы оба сильно любим лепешки.
Я беру ее, вспоминая, что он говорил о своих руках.
Больше понравятся, когда окажутся у тебя между ног. Ты придешь ко мне. Я доставлю тебе удовольствие. Я помечу каждый дюйм твоей кожи.
Излишне говорить, что у моего вибратора в последние дни было много работы.
Он изучает мое лицо с непроницаемым выражением. Он иногда так делает. Как будто он хочет узнать меня. Понять меня. Снова и снова я говорю себе, что это не реально, но это так приятно.
И я хочу поцеловать его. Я хочу нажать «ВПЕРЕД» для нас. Я хочу ударить по этой кнопке так сильно, чтобы он прилетел ко мне. Я хочу, чтобы он пометил каждый дюйм моей кожи. Я не знаю, что это значит для него, но я хочу этого.
– Ты знаешь, что я делаю? – спрашивает он. – И что же?
– Ты хочешь, чтобы я полюбила компанию так же, как ты, – продолжаю я беззаботным тоном. – Ты не можешь вырвать ее из моих цепких когтей, ты не можешь соблазнить меня, так что ты делаешь кое-что получше. Пытаешься вызвать жалость.
– Не стоит сбрасывать со счетов ту часть, где я тебя соблазняю. Это все равно произойдет.
– Эм, – произношу я, и внутри все сжимается. – Ты, наверное, думаешь, что все женщины готовы умереть за твои волшебные причиндалы.
– Не все, – небрежно отламывает он очередной кусочек лепешки. – Только те, с которыми я трахался.