Кажется невозможным, что этот мужчина когда-то был потерянным маленьким мальчиком с фото на камине Бернадетт.
Он ставит одноразовую чашку на стол рядом с небольшой горкой пустых стаканчиков, держа перекинутое через руку мужское кашемировое пальто.
Значит, он был здесь. Какое-то время.
Он поворачивается ко мне.
– Смакерс говорит идти на свет? Он говорит петь на радуге? Брат по имени Ликки Ликардо из другого мира? Объясните-ка все это.
Думаю, я определённо не смогу этого сделать.
Я обращаюсь к Бернадетт, может быть, она хотела бы объяснить это, но ее глаза закрыты. Она притворяется спящей? Это было бы в стиле Бернадетт.
– Бернадетт, – говорю я. – Хэй, скажите своему сыну…
Мои слова затихают, когда он приближается, надвигаясь на нее по другую сторону ее кровати. Он смотрит на нее с выражением лица, которое я не могу прочесть.
Я замираю.
– Она... проснулась?
– Ну да, – шепчу я.
– Вы уверены?
– Да.
В течение длительного времени, все еще с этим нечитаемым выражением на лице, он молчит. Но небольшая складка, образовавшаяся между его бровями, дает понять: он о чем-то думает, о чем-то тревожном и удручающем. Сейчас я вижу часть того мальчика с фото.
– Она хотела увидеть Смакерса, – объясняю я. – Я просто пыталась помочь.
Когда он через секунду смотрит на меня, мальчика больше нет. Может, все это было иллюзией.
– Помочь, – огрызается он с акцентом, – забавной кличкой, заставляя умирающую женщину поверить, что вы общаетесь с ее собакой. Придумывая для нее странные послания, якобы, от ее собаки.
Он достает свой телефон.
– Может быть, вы сможете объяснить свою помощь полиции.
Мое сердце колотится. Разговоры с ее собакой, странные сообщения от ее собаки – это то, чем я занималась.
– Она просто хотела его увидеть.
Он с отвращением смотрит на меня.
– И вы и рады. Особенно той выгоде, которую можете получить.
Я сажусь прямо, насколько это возможно, потому что я не делала ничего плохого.
Ничего плохого.
– Она любит общаться со Смакерсом, – сглатываю я. – Ей не хочется быть одной.
– Гарри, – говорит он, выходя в холл и разговаривая мягким тоном. Гарри из полиции?
– Бернадетт, – я прикасаюсь к ее руке. – Мне нужно идти, Бернадетт.
Она шевелится. Она, вообще, слышала?
Сын возвращается через минуту.
– Они скоро будут.
Его стальной взгляд прокручивает мой живот, как штопор.
Я не позволю ему запугать меня. Много лет назад я поклялась, что никогда не позволю богатому мудаку напугать меня или запугать меня снова. Никогда.
Так что я выпрямляю спину.
Он подходит ко мне, и в этот момент я замечаю в нем что-то смутно знакомое. У него классический взгляд мужчины из Голливуда, по крайней мере, если фильм о мрачном завораживающем Титане. Если же ваш фильм о дружелюбном ковбое, этот парень, вероятно, не подойдет, если только вам не захочется, чтобы он стал злым и захватил весь город в конце.
– Хорошо, – говорю. – Пусть приезжают.
Я не это имею в виду. Последнее, что мне нужно – это полиция.
Он хмурится.
– Мама, – говорит он, глядя на нее.
В комнате повисает неловкое молчание, когда она не отвечает, и я думаю, стоит ли мне уйти, но я не хочу оставлять Смакерса.
– Вы сказали, что до этого она... пришла в сознание? – отдаленно спрашивает он, не отрывая от нее глаз.
– Она говорила, – отвечаю я. – Гладила Смакерса.
Но тут в сопровождении двух медсестер приходит мускулистый лысый парень в форме службы безопасности.
– Вы забираете животное и уходите. Сейчас же, – рычит охранник.
Руки Бернадетт немного притягивают Смакерса за шерсть к себе.
– Оставьте его, – умоляю я. – Она будет так расстроена.
Но никто не слушает меня, их внимание приковано к сыну, который в данный момент, обратил свой суровый взгляд на охранника, которого сбоков обступили медсестры.
Я глубоко вздыхаю. Чувствуя себя, будто не дышала с тех пор, как он вошел в комнату.
Сын спокойно качает головой. Они с охранником примерно одной комплекции, возможно, охранник, даже немного круче. Но, если бы дело дошло до драки, мои деньги стояли бы на сыне. От него исходит аура силы и уверенности. Сочится из него.
Однако, охранник не слабак. Он стоит рядом, полный тестостерона. Это как смотреть «Королевство животных».
– Если моя мать хочет, чтобы собака была рядом, – спокойно говорит он, – моя мать получает собаку.
– Правило есть правило, – рычит охранник. – Либо вы уводите животное, либо я забираю его и передаю в контроль над животными.
В контроль над животными? Его?
Голубые глаза сына сверкают весельем, будто угрозы охранника – это просто клоунские слова в мире, принадлежащем ему и только ему.
Он обращается к собравшимся сотрудникам, как к группе.
– Вы все понимаете, кто это?
Это Смакерс, сучки! Ну я так думаю.
Недовольная медсестра складывает руки:
– Мне все равно. Это учреждение не допускает наличия животных.
Я приковываю свое внимание к сыну. Он мне не нравился, пока он смотрел на меня своим жестким голубым взглядом Магнума, но теперь эта сила мудака на моей стороне или, по крайней мере, на стороне Смакерса.
– Это Бернадетт Локк, глава фонда Локка. Организации, которая финансировала это крыло, медицинские учебный и исследовательский центры на другой стороне улицы и, вероятно, ваши зарплаты.
Я выпрямлюсь. Что?
Все больше людей заходят в палату. Среди них женщина, которая кажется каким-то администратором.
– Генри Локк, – говорит она, хватая его за руку. Она извиняется за путаницу, произнося слова сочувствия, восхищения и благодарности. Если бы у него был перстень на пальце, она бы поцеловала его. Это точно.
–...и, конечно, миссис Локк может оставить свою собаку на столько, на сколько она пожелает, – продолжает она. – Приношу наши искренние извинения, мы понятия не имели, что эта смена не была проинформирована... – бормочет она, все еще оправдываясь.
– Спасибо, – говорю я. – Это много значит.
Они все смотрят на меня, будто ты все еще здесь?
Сын указывает на меня.
– Вы. Вон.
– Подождите. Я обещала Бернадетт… Я обещала ей ухаживать за Смакерсом. Она специально попросила меня ухаживать за ним, знаете, когда…
Он раздраженно вздыхает, протягивая руку.
– Визитку.
Я хватают кошелек и передаю визитку своего магазина «Etsy», моментально отрывая свою руку от его, пока та не зашипела.
На визитке изображена фотография огромной немецкой овчарки в розовой с блестками бабочке.
Он хмурится, глядя на нее в течение длительного времени. Очень угрюмо.
Я представляю все те вещи, которые он сделал бы, если бы кто-то попытался надеть на него ошейник с галстуком-бабочкой. И я предполагаю, что ни один из этих сценариев не закончился бы тем, что ошейник с галстуком-бабочкой каким-либо образом остался бы похож на ошейник с галстуком-бабочкой.
– Она хочет знать, что у Смакерса есть дом и…
– Я понимаю, что означает уход за Смакерсом – говорит он. – Мы отправим машину со Смакерсом.
Машину. Вот как миссис Локк всегда говорила это. Отправим машину. А я-то думала, что все это время она имела в виду Убер или такси.
Но сейчас до меня дошло, что Бернадетт Локк принадлежит совершенно другому миру, нежели я, и в ее мире машина – это лимузин.