Я вошла в залу последней, и при моем появлении никто даже не встал, что было совсем моветон, но ярко показывало отношение ко мне присутствующих. Некий полковник даже не удосужился снять ноги в начищенных до блеска сапогах со стола.
— А вот и командир наш явился, — с сарказмом доложил кто-то.
— С таким мы Индию одним махом завоюем!
— Нет, господа офицеры, тут что-то не так! Возможно, графиня Болкошина своими манихейскими чарами так приголубит туземных царьков, что они падут к ее ногам!
— Но позвольте, майор! А как же англичане?!
— А те от ужаса спрыгнут в море сами! Или графиня расплатится за ярчайший алмаз британской короны каким-либо другим способом?
Пара человек засмеялись, но большинство вдруг замолчали. Все же шутка оказалась за гранью приличия, но теперь офицеры смотрели на меня — как дама отреагирует на такую пошлость.
Я же беззвучно прошла к столу и уселась на свободный стул. Все так же молча обвела всех взглядом и…
Тимофей, положивший до этого руку на плечо гневно дышащему Аслану, зажмурился. Григорий, не раз испытывавший мое озарение на себе во время наших упражнений, глубоко вздохнул и выпускать воздух не спешил.
Что ж, охранники поняли все верно. Свет выплеснулся наружу, не видимый глазами, но ощущаемый ужасом в головах. Бравые военные в непонимании происходящего замерли, и тут-то всех и проняло. Я не била по конкретным страхам, выпустила волну — и не самую сильную, но на охальнике сосредоточилась отдельно. К чести этого гвардейского капитана, он не обмяк в обмороке, не принялся скулить, но сидел теперь бледный, как сама смерть.
В общем-то, я этих людей не винила ни в чем. Они с самого своего рождения были предназначены для дел воинских, а над ними в опасном предприятии вдруг ставят молодую девицу, о которой единственное что известно — вхожа в императорские покои. Здесь можно было бы напридумывать столько разных причин внезапного и нелогичного назначения, что каждая из них, высказанная вслух, может стать поводом для разбирательства с господами тайными полицейскими. О службе моей во дворце мало кто знает, о роли в предотвращении переворота два года назад тем более. Конечно, и семеновцы, и преображенцы многие видели Плачущую Деву, но всем было настоятельно рекомендовано языками о случившемся не трепать. Строго так рекомендовано.
— Господа, — спокойно сказала я, отпуская нити страхов, — меня зовут Болкошина Александра Платоновна, что вам и так ведомо. Вы присаживайтесь, только попрошу убрать обувь со стола.
Полковник смутился и сел, едва не вытянувшись во фрунт.
— Сразу же скажу, что я не просила назначать меня головой экспедиции, более того, с радостью осталась бы в Петербурге, благо занятий у меня тут предостаточно. И не на балах сверкать, где кто-то из вас мог бы меня видеть, но не видел, потому что я редко их посещаю. У меня заводы сейчас работают денно и нощно, строя паровозы для Империи, мои паровые машины скупают так, что очередь за ними стоит. Мои револьверы требуют дальнейшего улучшения, а мне все это придется бросить и пробираться в эту неведомую Индию.
Офицеры зашумели. Кажется, из всего мной произнесенного, их заинтересовала тема оружия.
— Это вы делаете револьверные пистоли? — спросил подполковник от артиллерии.
— Более того, их изготовили по моей идее, хотя собственно револьвер в окончательном виде измыслил один из моих инженеров.
— Господин Кутасов?
— Да, Семен Кутасов. Так вот, господа офицеры. Конечная цель нашей экспедиции еще будет утверждена свыше, но готовыми надо быть уже сейчас. Я, признаюсь, не смыслю ничего в военном деле, но должна знать все о составе войск, о припасах, о планируемом маршруте. У вас есть эти сведения?
Ответом стало виноватое молчание. Оберы пока не определились в своем окончательном отношении ко мне. Силу я показала, бравировать всезнайством не стала, мягко указала, что в их епархию сапожками влезать не собираюсь. То есть служить с этой девицей вроде как можно, но безопасно ли…