Я вопросительно подняла бровь, но Некрасов предпочел от ответа уйти. Что ж, захочет — расскажет. Или если время придет.
— А Нестор Ваш за дело крепко взялся.
О да! Чуть до бунта не довел и солдат, и казаков!
Господин Павлов со скуки увлекся врачеванием и устроил полный медицинский осмотр войск, от которого пришел в ужас. Больных оказалось какое-то неприемлемое количество, а поголовье вшей и клопов в расположении заставило Нестора бегать с криками об эпидемии. И каким-то образом сумел добиться приказа о всеобщем бритье наголо всех солдат и казаков. Если первые роптали, но все же экзекуции поддались, то последние принялись гонять врача нагайками. Лишиться бороды для вольного всадника явилось бы позором, так еще и уставом она была прямо предусмотрена. А вошь… «Так тоже тварь Божья, пусть живет!»
От расправы Павлова все же спасли, а вот уменьшение количества заболевших после введения, как он выразился, «гигиены», заставило офицеров задуматься, что польза от этих мероприятий имеется.
Брить бороды казаки все же отказались, но неким образом насекомых у себя повывели, а в солдатском городке поставили еще три бани, отчего недовольство и ропот сменились даже радостью. Лишний раз попариться посреди зимы хотел каждый.
— И когда же мы выступим? — спросила я.
— Не ранее апреля, Ваша Светлость. Скоро должен прибыть Александр Федорович, тогда начнутся маневры для слаживания войск. Ранее все равно не имеет смысла. И холодно будет, и с фуражом проблемы случатся.
Генерал Ланжерон до сих пор не почтил нас визитом, и о его расположении долгое время ничего известно не было. Экспедиция торчит в Оренбурге с конца сентября, а ее военный руководитель и к январю не объявился. Я заранее относилась к этому человеку плохо, пусть и предполагала, что у него для задержки могли быть какие-то важные причины.
Мысль эта не успела еще облачиться в сердитую фразу, как за спиной раздались сразу два выстрела. Тело мое решило действовать само, приученное долгими тренировками. Как и требовал Тимофей — никакого геройства, поэтому через мгновение я уже летела в сугроб, стелясь над самой землей, чтобы затруднить неприятелю прицеливание. И только когда снег едва ли не с головой скрыл меня, извернулась и оказалась готова встретить любую опасность уже с револьвером в руке.
— Эк, живодеры! Не могли подранить!
Голос полковника Некрасова источал вселенскую скорбь, а Аслан с Григорием на своих лицах уже изобразили виноватость и сожаление. Впрочем, Гриша и в самом деле выглядел раздосадованным.
— Слишком быстро все, Ваше благородие, — сказал он. — Чуть бы левее…
Черкес помог мне выбраться на дорожку. Прямо к еще подергивающемуся телу, быстро окрашивающему снег багровым. Можно было уже не спорить о том, какая из пуль была лишней, ведь одна вошла в хребет чуть выше лопаток, а вторая пробила затылок и осталась в голове. Каждое из ранений было смертельным. Рядом лежал нож с длинным, узким клинком, которому моя шубка препятствием бы не стала точно.
Интендант перевернул мертвеца и досадливо крякнул. Я скользнула в озарение и в мельчайших подробностях увидела то, что произошло несколько секунд назад: молодой кайсак шел нам навстречу и глянул на меня с узнаванием и мрачной решимостью. Прошел мимо, и… два выстрела.
— Я думала, кайсаки здешние давно замиренные.
— Это и не кайсак, — ответил Некрасов. — Это узбек.
Он выпрямился, оглядел начавшуюся вокруг суету: люди кричали, звали городовых и тревожно озирались.
— Придется поработать, — пробормотал полковник. — Грязно как-то, не ожидал.
Чего именно он не ожидал, Николай Алексеевич объяснять не стал, отговорился, что «все потом», и повелел немедленно и со всей осторожностью возвратиться в дом губернатора и не покидать его до особого распоряжения.
[1] Пуд — около 16 кг.
[2] В реальной истории Надежде Дуровой было даровано имя Александр Александров — по имени Александра I, явившего такую милость, и фамилии ее матери.
[3] Товарищ — чин рядового для лиц дворянского происхождения.
Глава 14
Аслан с Гришей споро увели меня за крепостные стены и едва ли не бегом доставили к губернаторскому дому. В голове моей бились вопросы, но, соблюдая договоренности, я не сопротивлялась, не пыталась поучаствовать в сыске, а смирно топала, стиснутая боками своих охранников. В городе началась суета, но какая-то упорядоченная. Все же Оренбург — поселение прежде всего военное, поставленное следить за степью, пусть и видели здесь врага в последний раз во время бунта Пугачева.