[1] Крепкая водка — обиходное название азотной кислоты в России вплоть до середины ХХ века.
[2] Эли Уитни и в самом деле не смог добиться полной идентичности деталей своего оружия до конца своей жизни, хотя до сих пор его приводят в пример как первопроходца унификации.
Глава 16
— А ты что здесь делаешь?
Знакомство с этим разбойником у меня вышло мимолетное, но запомнилась его рожа на всю жизнь. И главное — взгляд. Вроде и веселые чертики в глазах, но и пробирает от них до дрожи. Нельзя забывать, что это матерый убийца, что бы он ни говорил про себя.
Бондарь мял в руках шапку, но смотрел на меня с достоинством, присущим воровскому племени высшего порядка. Такие не будут лебезить перед приставом или судьей, любое наказание воспримут, как перст судьбы. Кивнут и пойдут по этапу, кумекая, как можно сей горькой доли избежать по возможности.
— Достал меня Спиридонов, Ваше Сиятельство, — ответил Михайло. — Как знал, где я буду, прямо над телом и повязал. Никакой слам не помог бы, сгорел, как пить дать.
— И так спокойно передо мной явился, душегуб? — взъярилась я.
— Я за вину свою получил, Ваше Сиятельство, — спокойно ответил Бондарь. — То дела наши были. Грех взял на себя — порезал одного мазурика, который совсем законы не только людские, но и Божеские попрал. Трех девок снасильничал и удушил. А такое даже нам, знаете ли, не по душе.
— Врет, — сказал Аслан. — Не полностью, но врет.
Михайло с удивлением посмотрел на черкеса, о чем-то подумал и все же добавил:
— Задолжал он еще многим, потому и в оборот взяли. А как узнали, что он с девками делал, то уже и не выдержал. Ткнул его. Он же каплюжным лил, от того безнаказанность и чувствовал.
— То есть первопричина именно в том, что лил каплюжным?
Каторжник пожал плечами: мол, как хотите, так и понимайте. Кульмин на эту сцену смотрел с любопытством, пытался понять, откуда это графиня, приближенная ко Двору, знает воровской арго, так еще и общается с разбойником чуть ли не как с ровней.
От сторожки прибежал солдат, на ходу сдергивая с плеча ружье. Он только открыл рот с намерением отругать каторжника, посмевшего заговорить с дворянкой, но я его остановила.
— Интересный экземпляр, — хмыкнул полковник. — Убийство, но обрит как срочный. Видите: голова выбрита от уха до уха. Был бы на пожизненной каторге, то брили бы от лба до затылка половину. Презабавно смотрится. Ну-ка, злодей, объясни-ка, почему ты за такой грех не до гроба в кандалах?
Михайло обернулся на Кульмина, раздумывая, отвечать ли, но и сама я нетерпеливо кивнула, требуя рассказа.
— А это заслуга Ее Сиятельства. Помог я ей в одном… важном деле. И пристав о том помнил, поэтому и срок дали. Сюда и попал к счастью своему. Все не камень где-нибудь долбить или канавы в мороз в Сибири копать.
— И в самом деле, — почему-то смутившись подтвердила я. — Сей господин своим злым умением предотвратил побег такого преступника, что мог на милость рассчитывать.
Полковник снова хмыкнул, особой веры в его взгляде не было. Но и поверить в историю, что графиня могла задолжать каторжнику-убийце было бы сложно. Вот только рассказывать все подробности той истории не следует.
— Ваше Сиятельство. Как Николай Порфирьевич поживает? — спросил Бондарь.
Я помрачнела и выдавила из себя:
— Убили его, Михайло. Влез он в дела политические, с тем самым делом, в котором ты помог, связанные.
Каторжник широко перекрестился и прошептал короткую молитву. Это меня удивило, но Бондарь махнул рукой и вытер внезапную слезу.
— Правильный пристав был. Эх…
Солдат из конвойных нетерпеливо переминался с ноги на ногу, однако встревать в разговор не решался. Но тут сам Михайло повинился, что ему пора бы бежать, ведь отправили его с поручением к интендантам, которые должны выдать каторжным недостающую одежду взамен прохудившейся на работах. В Оренбург перевели целую артель проложить еще одну ветку путей на «банхофе» — станции. Долей своей тать был весьма доволен и считал, что повезло ему несказанно. Пусть к труду его руки были непривычны, дело, порученное осужденным, оказалось неожиданно интересным и не самым тяжелым. Условия для арестантов оказались сносными, поэтому и в самом деле побегов пока и не было. Впрочем, держали их лагерем в степи, по которой далеко без коня и припасов не уйдешь, тем более зимой.
— А ружье доброе, Ваше Сиятельство! Мартын наш из такого за пять сотен саженей попадет непременно.