Михайло достал из-за пазухи тубус, в котором оказалась… подзорная труба!
— Это у тебя откуда?
— Господин полковник одолжил. Который Кульмин, — ответил мазурик. — Сказал, чтобы привыкал.
— Это да, непривычно, — подхватил разговор Мартын, быстрыми движениями размазывая масло по замку. — В лесу ты один стреляешь, но с таким расстояниями помощник только на пользу.
Он жестом согнал кайсака с седла, на котором тот сидел, и устроил ложе ружья на потертой коже. Кочевники с интересом уставились и на оружие, и на деловитого солдата. В то, что можно точно выстрелить за шестьсот шагов и попасть не случайно, они не верили, но спокойный вид Мартына говорил именно о его уверенности.
Туркмен продолжал черкать[9] и теперь добавил к ругани жесты, наверное, обидные, но отсюда их видно было плохо. Бондарь прилег рядом со стрелком, приладил глаз к трубе и тихо сказал:
— Триста двадцать саженей, около того.
Мартын поправил винт на прицельной трубке и зарядил патрон. Кайсаки восхищенно зашептались меж собой: никогда они не видели, как это делается с казенной части.
— Ветра нет, — добавил Михайло.
Какое-то время ничего не происходило, потом охотник плавно потянул пальцем крючок.
Освобожденная пружина толкнула курок прямо на пятку иглы. Мне показалось, что я услышала, как сначала воспламенился от удара капсюль, а от него занялся порох, хотя на самом деле все это произошло одномоментно.
Молодой туркмен поперхнулся собственным ругательством и через мгновение рухнул с коня.
— В шею, вусмерть, — констатировал Бондарь.
— Значит, ближе был, целил в тулово, — ответил Мартын.
Кайсаки восторженно заорали, устроив диковинные пляски. Они хлопали солдата по плечу, а он только отмахивался и всматривался в сторону всполошившихся туркмен.
— Кто стрелял?!
К нам подбежал подпоручик, чье лицо украшали выдающиеся бакенбарды, сейчас возмущенно встопорщившиеся.
— Ваше благородие, по моему приказу, — сразу же перехватила инициативу в разговоре я. — Враг оскорблял достоинство русской армии, и я не смогла вытерпеть такую хулу. Потому и велела рядовому Мартыну…
— Иванову, — сказал тот, уже вытянувшийся вместе с Бондарем во фрунт.
Подозреваю, что Иванов он такой же, как и Петров.
— …рядовому Иванову показательно наказать обидчика. И приказ он с блеском исполнил, можете сами убедиться. Одним выстрелом за триста саженей сразил супостата.
Кайсаки за разговором следили с интересом, тем более что старый Алмат вполголоса переводил остальным. В такой ситуации поручик причинять ущерб чести русской армии не желал, тем более что и результат он мог оценить и сам. Тело туркмена отсюда было видно хорошо.
— Ваше Сиятельство, благодарю за объяснения, но впредь прошу таких приказов через голову начальства этих висельников не отдавать. Они в нашей роте, нам за них и отвечать. Впрочем, — поручик посмотрел, как к трупу туркмена подъехали два его товарища, — Мартын! Покажи-ка свою ловкость еще разок!
— Слушаюсь, Ваше благородие!
Охотник вновь устроил ружье на седле и замер. Кайсаки притихли. Мне стало смешно: разрез их глаз, казалось, позволял одновременно следить и за врагом, и за целящимся Мартыном.
Щелкнул выстрел, пороховой дым вырвался из ствола вслед за пулей. И заметна была еще тоненькая струйка, выбившаяся из-под замка.
— В ногу! Мазила! — крикнул следящий за стрельбой сквозь подзорную трубу Бондарь.
— Куда целил, туда и попал. Погоди ругать.
Мартын быстро зарядил новый патрон и снова направил ружье в сторону туркменов. Раненый истошно вопил, и второй бросил тело убитого, кинулся помогать еще живому. И упал, сраженный третьей пулей.
Теперь йомуды забеспокоились. Они внезапно потеряли уже троих, один из которых громко звал на помощь, и это, казалось бы, на безопасном от «урусов» расстоянии. Произошедшее еще никто не осознал, потому что еще один всадник поскакал на крик, и тоже упал с лошади, сраженный Мартыном.
— Ну ты и сука! — восхитился Бондарь.
— Р-рядовой Иванов! Прекратить бесчестие! — рявкнул поручик.
Бывшие каторжане вскочили. Туркмен продолжал вопить, но больше на помощь к нему никто не спешил. Офицер поморщился. Он теперь не знал, что делать, и я понимала его сомнения. Поступок Мартына, с одной стороны, был недостойным: он причинил страдание врагу, чтобы заманить под пули его товарищей. Только теперь раненый остался совсем беспомощный, вытащить его боятся, но не отдавать же приказ добить.
— Как ты только до такого додумался!
— Это супостаты, Ваше благородие, — спокойно, но с уставным рвением ответил охотник. — Нас они не жалеют, а теперь, может, бояться будут.