— Я обещал ему, что буду держать это в секрете, пока не закончится Крестовый Поход, — ответил я. — Можешь расслабиться.
Видера бросила на меня презрительный взгляд.
— Слишком опасно, — сквозь зубы сказала она, затем откинулась на спинку кресла и сцепила руки за головой. — Ты должен уничтожить свою работу, сейчас же. Она никогда не должна быть прочитана.
Теперь была моя очередь смотреть на нее с презрением.
— Ты привела меня сюда! — воскликнул я. — Ты заставила меня начать.
— Да, и я жалею об этом каждый день.
Я пренебрежительно покачал головой.
— Я завершу свой труд. Запишу все, что знаю. О легионе и его повелители. И ты ничего не сможешь действовать — я действую под его защитой.
— Это пока.
Я рассмеялся.
— Ты думаешь, он передумает?
Видера поднялась.
— Ничто не вечно, — сказала она. — Кроме одной вещи. Мира, который мы строим. Некоторые из нас уже становятся его слугами, потому что видят дальше ближайших горизонтов. Примархи — всего лишь инструменты. Однажды они станут воспоминаниями. Вот что волнует меня сейчас.
Она верила в каждое слово. Мне стало более чем неуютно. Я так долго считал, что Видела была очарована самим Сангвинием, захвачена его реальным присутствием, но теперь стало ясно, что речь всегда шла о возможностях. Конечно, она очарована, но тем, что она могла сделать, а не тем, чем он был. Летописцы должны быть слугами Империума, теми, кто безропотно ведет летопись его восхождения к господству. Мы не должны формировать это господство.
Но я ничего ей не сказал. Я позволил ей уйти.
Когда она ушла, я посмотрел вниз на то, что писал. Я увидел слова Яктона Круза на листе. Он был напыщенным, увядшим старым воином, но я не думаю, что он ошибался.
То, какие они сейчас, когда-то был он. И кем они были тогда, сейчас стал он сам.
Это должно стать известно.
Поэтому я склонил голову и продолжил писать.
Эпилог
Она встала из-за стола, положив авторучку в футляр, и подошла к стеклянным дверям.
Ее тело протестовало. За последние несколько столетий многое было побеждено, но не старение. Не совсем. Жизнь возможно было продлить намного больше, чем мечтало древнее человечество, но за это приходилось платить. В определенный момент каждое десятилетие давалось намного труднее, намного больнее. Нельзя жить вечно — только столько, сколько нужно, чтобы выполнить свой долг. Ее глаза более не были голубыми, их заменили карими, а кожа посерела.
Прихрамывая, она подошла к дверям. Ее покои были выполнены в новом утвержденном стиле, который в наши дни использовался во всех строительных работах. Темный камень, с вырезанными в нем горгульями и костяными хребтами, тускло освещенные высокие остроконечные арки, шпили, инкрустированные черепами. Ей это нравилось.
Она сцепила увядшие руки за спиной и полюбовалась видом. Наступила ночь. Впрочем, на Терре всегда была ночь. Битвы, опустошавшие этот мир, закончились века назад, но погодные системы все еще не восстановились. Возможно, некоторые считали, что она должна стать постоянным напоминанием, видимой записью того, что вид может сделать с собой. Ей нравилась эта идея. Сделать весь мир памятником. Святыней.
На ее ожерелье пискнул предупреждающий сигнал. Скево направлялся сюда. Она проигнорировала его.
Снаружи в темноте мерцали миллиарды огней. Некоторые из них были окнам, расположенные на боках жилых шпилей, в каждом из которых жили десятки тысяч душ. Другие огни исходили от строительных машин, которые ползали, словно гигантские насекомые, по стоне других строительных площадок. Они превращали отравленные почвы в материалы, переплавляли военные постройки Предателя и делали из них строительные леса для новых шпилей. После завершения строительства все башни выглядели одинаково — черно-серые монолиты, украшенные мрачными аквилами и зловещими фресками в виде черепов. Даже при слабом свете дня эффект был ошеломляющим: шеренга за шеренгой тяжелых перемычек и зазубренных шпилей, словно армия голевом, застывших в каменном бетоне, но готовых к маршу.
Она взялась за ручку двери и открыла ее. Внутрь ворвался горячий сухой воздух с привкусом пыли и выхлопных газов. Она вышла на узкий балкон, расположенный на высоте сотен метров. Отсюда открывался великолепный вид: километры шпилей, наполовину построенных и переплетенных лесами и грузовыми лифтами. Старая местность, за которую велась такая ожесточенная борьба, была погребена под всем этим, покрыта рокритом и сталью, которые скрывали последствия от глаз.