Затем отсек загерметизировался, мы набрали высоту и болтались в пустоте, прежде чем двигатели вдавили нас в наши ремни, и обзорные экраны заполнились новым адом повторного входа. Бросив мимолетный взгляд на планету внизу я увидел еще более мрачный вид, чем на Баал Примус: огромные участки абсолютной непрерывной пустыни, красного, желтого и синего цвета, верхние слои атмосферы мерцали странными огнями, которые были либо погодными станциями, с которыми я никогда раньше не сталкивали, либо чем-то более опасным, оставшихся с плохих старых времени. Даже с такой высоты, пустыня казалась огромной — словно холст, очищенный от деталей.
Я увидел нашу цель как раз перед тем, как пламя при входе в атмосферу скрыло ее из виду. Это был вулкан, или, возможно, два вулкана, смешавшиеся и разросшиеся, гигантская ступенчатая масса потрескавшейся и потемневшей породы, поднимающаяся из изломанных равнин цвета ржавчины. И все же это не мог быть вулкан — он не извергался. Возможно, он потух, или его магматические камеры осушены и закупорены, и осталась только его окостеневшая груда, которую можно отстраивать, переделывать и поднимать выше. Я прищурился, прижавшись лицом к бронестеклу, и увидел, что вокруг кишит строительная техника, ползают землеройные машины, а к парящим стенам поднимаются клубы пыли.
— Как долго они строят? — спросил я.
— Более ста лет, — спокойно ответила Видера, не утруждая себя поисками. — И будут строить еще сто.
Турбулентность усилилась, и я откинулся назад. Спуск к посадочным площадкам был пугающим, неровным и тряским из-за сокрушительной гравитации Баала. Я уже надел атмосферный костюм, и принял еще больше таблеток, но еще до того, как м коснулись земли, я почувствовал, как затекли мои конечности.
Когда двери корабля открылись, и я снова встал на ноги, я пошатнулся от сильного удара. Мне казалось, что я постарел на десяток лет, просто ковыляя по трапу. Я вспомнил, что сказала Видера — он не уважает слабость — и я постарался держать себя в руках.
Как только я оказался снаружи, следующим, что поразило меня, стала жара. Я сразу же начал потеть в своем костюме. Мы спустились недалеко от вершины Аркс Ангелика, окруженной избитыми земляными валами. Вдалеке в бледно-розовом небе поднимались башни из полированного гранита, они мерцали так, словно находились под водой. Крепость оказалась гораздо больше, чем я предполагал, смотря на нее во время спуска: не столько как отдельное сооружение, а как гигантский бронированный мегаполис, высеченный из вулканической породы и инкрустированный переплетающимися кругами парапетов, шпилей и орудийных башен. Мы находились внутри южной стены кальдеры, а дальше на север простирались большое количество зданий.
Стройные башни и колокольни торчали из узких куполов и арок, облицованные песчаником, гранитом и полированной керамикой, но, несомненно, состоящие из лучших композитных сплавов Империума.
Видера уже выходила на раскаленный бетон, и я, прихрамывая, последовал за ней. На посадочной площадке оказалось многолюдно: крепостные и слуги легиона, лексмеханики и баалитские санитары. Строители работали даже здесь, закрепляя на месте эдикулы, фронтоны и антаблементы, добавляя линеаменты и мозаичные украшения над арками. На солнце сверкали бронзовые купола, переливаясь под лучами, словно розовое золото.
Видера повела меня в глубь крепости, где гнетущая жара уступила место скальной прохладе. Мы поспешили по наклонным коридорам, чувствуя, как постепенно пробираемся в старое сердце кальдеры. За нами разносились звуки строительства, но вскоре мы оказались в более отделанных помещениях, с гладкими полами и богато украшенными потолками. Истинные члены легиона, воины астартес, с хрустом проходили мимо нас. Большинство из них не носили шлемов, и я снова увидел странное единообразие их черт. Я также заметил великое разнообразие украшений на их доспехах — прочерченные золотом руны, сигиллы, устройства и знаки отличия. Каждый дюйм алой брони пестрил украшениями, всегда тонко выгравированными, замысловатыми, а иногда и озадачивающими. Благодаря моим запоздалым исследованиям и терпеливым объяснением Эрис я начал расшифровывать некоторые знаки. Обозначения роты, знаки отличия, описания предыдущих кампаний. Я узнал некоторые упоминания о сражениях и отметил большое количество похожих значков: чаши, стилизованные лица, капли крови. Некоторые из воинов принадлежали Первой Роте Легиона, как Бел Сепатус, те, кого примарх держал рядом с собой на почетных и особо ответственных должностях.
Значит, он был рядом. Где-то недалеко в этом коридоре из терракоты и фресок. Я подумал, что мог бы как-то уловить его присутствие, как источник тепла или близкий погодный фронт, но все, что я чувствовал — это вялость от гравитации. Я хочет остановиться, хотя бы на мгновение, перевести дух и принять еще одну таблетку, но Видера продолжала идти. Они находились здесь совсем недолго, всего лишь короткая остановка перед тем, как снова уйти в свою естественную стихию. Мне стало интересно, что они думают о месте, которое построили. Почитают ли они его, как предполагало интенсивное украшение? Или это было просто препятствием для них, местом, где они задерживались только по необходимости, перед тем как снова отправиться к звездам на войну?
В конце концов мы подошли к высокому арочному проему с парой полированных кедровых дверей. По обе стороны от них в кадильницах горели благовония, а краеугольный камень венчала безмятежная золотая маска, окруженная лаврами. На страже стояли два Кровавых Ангела, оба в ливреях Икисата, Сангвинарной Гвардии. Их доспехи были из полированного золота, еще более ослепительные, чем алые, которые носили остальные члены легиона. Это казалось слишком избыточным. Они словно упивались своим великолепием, и это опьянение, учитывая мое легкое головокружение, начинало действовать на меня.
Видера бросила на меня суровый взгляд.
— Держи себя в руках, — пробормотала она. — Я привела тебя сюда, так что не подведи меня.
Это было тактично с ее стороны.
Я старался изо всех сил.
Но тут двери открылись.
Что я могу рассказать о том моменте сейчас, после стольких событий? Смогу ли я вообще точно вспомнить его? Я сомневаюсь в этом. Иногда мне кажется, что я видел только то, что мне было суждено увидеть. Иногда я задаюсь вопросом, происходило ли это вообще.
Но это было. Я становлюсь мелодраматичным. Большинство моментов размыты, но некоторые достаточно яркие. Я помню, что мои движения были тяжелыми, словно я пробирался через воду. Меня докучало жужжание в ушах. Радиационное отравление, сказала мне позже Видера. Она хотела, чтобы я так думал. Им всегда было выгодно, чтобы это казалось мне правдой. А возможно, я был слишком измотан, из-за природной слабости, слишком сильно испытанной внезапным броском в самое сердце нашей галактической войны.