- Стало быть, судьба цыганки вас больше не интересует?.. – озадаченно переспросил мальчишка.
- Ни в коей мере! Впрочем, теперь я хотя бы понимаю, чего хотел от меня кривой горбун. Я ведь, представьте себе, решил, что этот хромой – посланник сатаны, явившийся с того света с приветом от маленькой ведьмы… Да и посудите сами, что мне за радость от встречи с колдуньей, пусть и хорошенькой, по милости которой меня едва не прирезали?
- Она уверяет, что не имеет к этому отношения. Да я и сам не верю, что малышка могла желать вам смерти. Глупышка любит вас, Феб, и в этом нет никакого сомнения!.. Неужели вы не хотите помочь ей?
- Ни в малейшей степени, провалиться мне ко всем чертям! Да и чем, интересно, я мог бы ей помочь? Будь я хоть коннетаблем Франции, а не капитаном королевских стрелков, добиться помилования у Людовика XI так же сложно, как дождаться снега в середине лета. Уж не знаю, на что девица понадобилась уроду, но на сей раз он оказал ей недурную услугу этим похищением: мало удовольствия гнить в Монфоконе, сплясав перед этим на виселице.
- Да ведь вы не все знаете! В тот-то и дело, что девушки сейчас нет в соборе!..
- Нет?.. Провалиться мне на этом месте, если я хоть что-то понимаю! Жеан, говорите же толком!
- Малютку похитили, если верить ее словам. Я… случайно нашел ее в старой рыбацкой хижине в полулье от Парижа. Она, помимо прочего, утверждает, что ваша жизнь снова в опасности. Надеюсь, хоть это-то заставит вас передумать и встретиться с несчастной девушкой?
Бравый вояка задумался. Встречаться с уличной танцовщицей у него не было никакого желания: любовный пыл давно погас, а к угрозе он отнесся с легкомыслием человека, привыкшего подставлять грудь под удар шпаги. Но, с другой стороны, в свете открывшихся обстоятельств перед ним замаячила привлекательная перспектива вернуть избежавшую наказания колдунью в лапы правосудия. Остатки сострадания заставили его, однако, заколебаться. Но, подумав, де Шатопер справедливо рассудил, что такой поступок удостоится не только начальственного одобрения, но и положит конец подозрениям Флер-де-Лис, которая при всяком удобном случае поминала теперь проклятую цыганку, чем очень раздражала нареченного. Всякому известно, что нет наказания хуже, чем ревнивая жена, и Фебу очень не хотелось испытывать эту истину на собственной шкуре. Если он лично отдаст девчонку в руки палачу, инцидент будет исчерпан, и брачная ночь не омрачится ни подозрительными взглядами, ни едкими упреками.
- Что ж, дружище, вы меня убедили, - решил капитан. – Ведите меня к цыганке! Ради малютки Смеральды я готов в два глотка осушить этот кувшин и отправляться в путь!
- Не так быстро, Феб! Ведь я говорил вам, кажется, что сегодня ничто не помешает нам напиться! Давайте встретимся завтра в четыре часа пополудни на мосту Менял?
- В четыре часа? Черт подери, Жеан, да ведь у вас брат священник! Разве вам неизвестно, что завтра праздник, и в это время начнется уже служба?
«В том-то и дело, - подумал про себя школяр, не желавший все-таки открывать собеседнику имя предполагаемого похитителя, - что прекрасно известно». Вслух же он сказал:
- Ба, любезный друг, да разве вы теперь предпочитаете приключениям и хорошеньким девчонкам мессы? Уж не постарели ли вы?
- Подите вы к черту с вашими насмешками! Клянусь бородавками моей бабушки, склонности выслушивать заунывное поповское пение во мне не более, чем вышивать!.. Но ведь я уже пообещал Флер-де-Лис, что провожу ее на литургию, вот в чем затруднение.
- Фи, капитан Шатопер, да разве ж это затруднение? Ведь никто не мешает вам отвести девицу в храм, как вы и собирались, а после отправиться к красотке вместо того, чтобы внимать проповедям и сидеть три часа кряду с постной миной.
- Черт возьми, а ведь вы правы! – обрадовался офицер. – Решено, так я и сделаю. В таком случае, завтра вы отведете меня к прелестной Симиляр, а сейчас давайте пить. У меня даже родился тост: пусть кошель вашего доброго брата архидьякона никогда не опустеет, дорогой Жеан!
- Если б я еще мог почаще в него заглядывать, - проворчал парнишка и присосался к кружке с вином.
***
Архидьякон вернулся в монастырь в середине ночи. С трудом добудившись спящего привратника, вошел на двор, ведя в поводу мула. Самостоятельно расседлал и вернул животное в стойло, после чего направился в свою келью, порешив, что лауды ¹ братья могут прочитать и без него. Измотанный, он уснул почти сразу, даже не дав себе труда раздеться.
Утренняя звонница разбудила Фролло на рассвете. С трудом продрав глаза, он поднялся с постели, скинул плащ, намереваясь облачиться для чтения первого часа ², и вдруг замер, пораженный мыслью, что сегодня вечером должно все решиться. Сон как рукой сняло: глаза широко распахнулись, сердце отколачивало удары с удвоенной быстротой. Почти бегом спустился мужчина в храм и, то и дело ловя на себе косые взгляды, со всем жаром отдался молитве, механически твердя заученные много лет назад слова и взывая сердцем только об одном – не дать ему сгубить душу и наставить на путь истинный.
Так, в неустанных молитвах, провел священник большую часть дня. Но чем меньше времени оставалось до торжественной литургии, тем больше овладевало им беспричинное беспокойство. Он благословлял небеса, что праздничная месса назначена на три часа пополудни, а не на четыре или пять. Вот только волнение никак не отступало; рассеянно перебирая четки, уже надев литургическое облачение, Клод вспоминал события последних дней и пытался понять, откуда взялась эта ноющая, гложущая сердце тревога.
Кажется, все шло не так уж плохо: цыганка начала с ним разговаривать, даже интересоваться подробностями жизни, благоразумно решив смириться со своей участью. Расспросила про Квазимодо, про Жеана… Интересно, братец уже все деньги спустил в кабаке или только половину?.. Ох, он ведь обещал прислать письменные принадлежности!.. И завтра, наверняка, тоже будет не до этого… Послезавтра. Да, решено; только бы не забыть.
Месса шла своим чередом: архидьякон ни разу не сбился и не перепутал очередность молитв праздничных песнопений, однако пару раз поймал на себе тяжелый, задумчивый взгляд епископа. Да и черт с ним – пускай пялится, сколько вздумается, в голову все равно не залезет! А в голове у Фролло творилось Бог весть что: томительное ожидание не давало покоя, служба казалась бесконечной. Он не мог уже думать ни о чем, кроме грядущей ночи, а смятение все нарастало. Мужчина силился сложить воедино все события и понять причину, но она по-прежнему оставалась словно за покрытым морозным узором стеклом – легко различить силуэт, но суть неуловимо ускользает.
- Отец Клод! – обратился к нему молодой причетник, едва торжественная литургия подошла к концу. – Вас в начале мессы спрашивал молодой человек…
- Какой еще молодой человек? – сердце замерло от недоброго предчувствия.
- Ну такой, знаете, белокурый, кудрявый, довольно симпатичный… Лет семнадцати-восемнадцати от роду.
- Что он просил передать?
- Да, признаться, ничего не просил, - смешался собеседник. – Поинтересовался только, участвуете ли вы в богослужении и справился о здоровье. Я ответил, что участвуете, потому видеть вас до вечера не можно. Но решил все же сообщить вам, вдруг вы ждете кого?
- Спасибо, брат, - у священника зашумело в голове; он прикрыл на секунду глаза и, ни слова не говоря, скорым шагом направился к себе, не удосужившись, как намеревался, подойти к Луи де Бомону или даже переодеться.
В келье, почти содрав с себя литургическое облачение, он быстро накинул сутану, плащ и вылетел из собора столь стремительно, что даже толпившиеся на выходе прихожане невольно расступились, пропуская торопливо шагающего архидьякона с горящим нездоровым блеском взором. Благо, лодочники ждали неплохой наживы с этой орды верующих, а потому нанять суденышко у причала острова Ситэ не составило ни малейшего труда.