— А у него, как всегда, все прекрасно. Он занимается большими делами, преуспевает… Ну конечно, ему повезло, у него чудесная жена, замечательные дети. А ведь у меня, Иден, тоже мог быть ребенок, тоже мог быть сын. Ты понимаешь это, Иден? Хотя, разве можешь ты понять и разве все вы можете понять меня, ведь это из‑за СиСи я так страдаю.
— Мейсон, пойдем, я помогу тебе добраться до дома, — Иден положила руку на плечо брата.
— Не надо, спасибо, я доберусь сам. Мне не нужны провожатые, я еще вполне могу добраться до дома сам, без посторонней помощи, я еще не инвалид.
Мейсон тяжело поднялся, покачнулся, но тут же встряхнул головой и его взгляд стал более осмысленным. Он подошел к стойке, пальцем подозвал Джери.
— Мне еще бутылку виски с собой.
Он положил деньги на стойку, взял бутылку и неспеша, не оглядываясь, не отвечая ни на приветствия, ни на замечания, покинул «Ориент Экспресс».
Иден осталась сидеть за столиком. Джери посмотрел на нее, потом вышел из‑за стойки и сел напротив.
— Извините, мисс Кэпвелл, я не сделал ничего лишнего?
— Нет, Джери, все нормально. По–моему, завтра он отрезвеет.
— Я бы тоже хотел в это верить, но знаете, стоя вот за этой стойкой я видел очень многих людей, которые вот так… А ведь они были куда крепче Мейсона.
— Джери, не надо, я думаю, все будет хорошо.
— Мне бы тоже хотелось верить.
Джери вернулся за стойку и принялся протирать и без того сверкающие бокалы.
Мейсон пешком добрался до своего дома, когда было уже за полночь. Он зажег свет и застыл посреди гостиной. Руки сами отвинтили пробку на бутылке. Мейсон сделал глоток.
— Вот так‑то оно будет лучше. Ах, да, завтра у меня встреча. Какая к черту встреча, я никого не хочу видеть! Правда, с Ричардом я бы встретился. Ну ладно, ведь это будет завтра, — и он посмотрел на себя в зеркало.
Перед ним стоял какой‑то совершенно иной человек с бутылкой в руках.
— Это ты Мейсон Кэпвелл? — обратился он к своему отражению, потом размахнулся и швырнул бутылку в зеркало.
Посыпались осколки.
— Вот так‑то будет лучше, теперь ты на меня не будешь смотреть с таким презрением и ненавистью. Я еще не умер! Слышите, не умер! Я жив, это ты умер! — Мейсон указал рукой на разбитое зеркало, — ты мертвец, а я жив.
Он отбросил ногой осколок зеркала, сорвал с плеч пиджак и стащил с себя через голову рубашку.
— К черту! К черту все! Я должен прийти в себя, я должен начать новую жизнь и доказать всем, что я не мертвец, что я еще жив. Ведь они все считают меня пропащим, считают, что меня уже нет, что я, Мейсон Кэпвелл, больше не существую и ни на что стоящее в этой жизни не годен. Но это не так! Не так, не правда ли Мейсон? — спросил он сам у себя и тут же выкрикнул, — Нет! Все вранье! Все ложь, я жив!
Он со злостью смахнул со стола бутылки. Послышался звон разбитого стекла.
— Я жив! Я всем докажу, на что способен!
Мейсон вбежал в ванную и до отказа открутил краны. Вода с шумом и грохотом хлынула на его тело. А он стоял в брюках, запрокинув голову, и улыбался. Он улыбался только одному ему известным мыслям, а губы шептали: только ради тебя, Мэри, я докажу всем, что жив.
После душа он тщательно побрился и причесался. Лишь только после этого он принялся за наведение порядка в своем доме.
— Боже, неужели это все я выпил? — приговаривал Мейсон, запихивая пустые и разбитые бутылки в огромные мешки для мусора.
Когда за окнами забрезжил рассвет, дом Мейсона Кепвелла уже сиял чистотой. Еще несколько штрихов — и последние следы запустения исчезли. Мейсон подошел к большим напольным часам и вставил ключ. Пружина сухо захрустела, и мужчина качнул маятник.
— Вот так будет лучше, — сказал Мейсон, закрывая футляр часов.
Мужчина отошел на середину гостиной и осмотрелся.
— Что‑то, все‑таки, не в порядке, — проговорил он и тут же понял: не хватало портрета Мэри.
Мейсон, забеспокоившись, принялся рыться в письменном столе. Наконец, он нашел то, что искал: с цветного фотоснимка на него смотрела улыбающаяся Мэри. Он поднес портрет к губам и нежно поцеловал.
— Ты будешь всегда со мной, Мэри, — бормотал Мейсон, ставя портрет на каминную полку.
Он вновь принял душ и раздевшись, улегся на чистые простыни. Мейсон мгновенно уснул и странное дело, сон его был легким и радостным. Он видел себя и Мэри, слышал ее счастливый смех, слышал ее голос.
— Мейсон, я тебя люблю, я хочу, чтобы ты был счастлив. Я не хочу быть причиной твоих несчастий.
— Что ты, дорогая, — пытался возразить ей мужчина, — ты единственное, что у меня есть в жизни.