Упрощая, можно сказать, что для эпох с преобладанием прагматических взглядов на человека характерны более высокие требования к личной гигиене. Греки и римляне, предшествующие им средиземноморские цивилизации и многие цивилизации Востока смотрели на чистоплотность серьезно; человек в этих культурах уважал себя и свое тело. В Римской империи практиковались изысканные банные процедуры, которые проходили в публичных заведениях непревзойденных размеров и роскоши. Все это — следствие гедонистического отношения к жизни. Впоследствии оно, не встречая никакого противодействия, вылилось в порочную чувственность; слово «баня» (bagnio) стало синонимом слова «бордель». Это, возможно, прискорбно, но неудивительно.
Были и времена, когда людей не на шутку волновали такие вещи, как грех, секс, вина, спасение души в раю. В эти эпохи жизнь и мирские радости ценились невысоко, а фундаментальные характеристики жизни и тела отрицались и подавлялись. Пример — период раннего христианства, когда грязь считалась знаком святости, а отказ от ухода за телом расценивался как благочестивый подвиг самоотречения, ведущий к спасению; когда можно было сказать: «Чистота тела и одежд знаменует нечистоту души». Хэвлок Эллис пишет: «Христианам не требовалось особой сообразительности (хотя мы сегодня склонны не обращать на это внимания), чтобы понять, что культ бани — на самом деле культ плоти»{5}. Словом, в такие периоды вместо ритуального очищения стоит говорить скорее о ритуальной грязи{6}.
В недавнем прошлом ситуация изменилась и таковой во многом остается по сей день. Предельное выражение она нашла в протестантском изречении, исполненном своеобразного благочестия: «Чистота — вторая после божественности». Телесная грязь, нечистоты объявляются злом, но, хотя путь к спасению теперь лежит через чистоту, чистотой не следует наслаждаться: она есть долг. Таким образом, перед нами либо лучший из возможных миров, либо худший, либо оба — это зависит от точки зрения.
Из подобных рассуждений с неизбежностью выводили, что «простой народ плохо пахнет», какого бы цвета ни была его кожа. Известно, что в основе классовой и кастовой системы лежит, среди прочего, стремление «…маргинализировать и презирать тех, кто выполняет самую необходимую и грязную работу и не имеет возможности следить за собой. Лучше всего доступ к санитарным благам там, где он меньше всего нужен; он распределяется пропорционально средствам. Таким образом, богатство и чистота — проявления праздности (и высшей добродетели), а нищета — показатель труда»{7}. В книге «Чистота и божественность» Реджинальд Рейнолдс пишет, что британцы переняли привычку регулярно мыться у индусов, и только через несколько поколений ежедневное мытье прочно вошло в обиход британского высшего класса. «До сих пор именно они заслуживали прозвище великого немытого, которым их потомки в насмешку наградили класс бедняков; заслуживали больше, чем те, для кого это прозвище было придумано, потому что de facto были и велики, и грязны».
Разумеется, такое отношение характерно не только для современного западного общества. Оно старо как само человечество, существовало еще в Древнем Китае и других странах, и везде ему сопутствовали внешние атрибуты, которые обычно демонстрируют социальный статус. Например, длинные ногти были показателем праздности и богатства со времен первых китайских императоров до появления недавнего демократического новшества — накладных ногтей, которые позволяют любой машинистке потягаться со своими изысканными подругами. Сам Шерлок Холмс раньше мог определить профессию и социальное положение человека, взглянув на руки. Только недавно «джентльмен» перестал брезговать «ручным трудом» и беспокоиться по этому поводу{8}.
Мы уравниваем чистоту с божественностью, непорочностью и добром, а грязь — с безнравственностью. Это отчетливо ощущается в языке, мы применяем эти понятия метафорически. К примеру, называя кого-нибудь чистоплотным, мы говорим не только о его внешности, но и о некотором моральном качестве. О подозреваемом в совершении преступления говорят «он чист»: это значит, он невиновен, по крайней мере на сей раз. Мы также говорим: «Вымыть бы тебе язык с мылом», а иногда даже исполняем эту угрозу, как будто буквальное, но по сути символическое действие может загладить вину, искупить грех. «Грязный старикашка» может быть вполне чистым на вид. Определение «великий немытый» сегодня относится лишь к слою общества, который полагают худшим по сравнению с остальными: худшим по разным показателям, в число которых не обязательно входит физическая чистота.