— И кто мне запретит, не вы ли? — зло спросила я.
— Это Мелинда, Мортимер? — удивлённо спросил блондин. — Или так тебя изменила замужняя жизнь? — обратился он уже ко мне.
— Вас, а не тебя. И с чего вы взяли, господин Джордан, что я не всегда такой была?
— Вашу порочную натуру я знаю лучше всех, дорогая. Так, что у нас есть по поводу артефакта, Мортимер?
— Это нам расскажет леди Мелинда, — перевёл на меня стрелки мужчина.
— А я не знаю, где он. Знаю только, где очнулась после побега из монастыря.
— Крошка Мелли в монастыре побывала, и даже сбегала? А где был твой муж? — спросил Эдвард. Лучше бы помалкивал. Не разочаровывал.
— Мне интереснее узнать, где он сейчас. Не скажете? — вопросом на вопрос.
— Выезжаем утром, чтобы успеть засветло. И лучше бы нам найти артефакт, — с угрозой сказал Джордан.
— Хм, — хмыкнула я, хотя внутри забили тревожные колокола.
Глава 27. Спасение
День прошел быстро. В конце осени дни укорачиваются, а сегодня сумерки наступили внезапно. После обеда зарядил мелкий, рассеивающийся пыльцой нудный дождь. Полюбоваться даже им мне не удалось. Тем более, местным видом. На оконной плёнке, кажется, животного происхождения, виднелись прозрачные потёки дождевых слёз и буро-жёлтые пятна увядающей осени. Грустно.
Сейчас было бы здорово прогуляться по асфальтированным дорожкам городского парка под ярким лоскутом зонтика. Пройтись по тротуару, заглядывая в огромные светящиеся жёлтым искусственным светом окна многочисленных кафе, запоминая тёплые улыбки людей, добравшихся до чашечки горячего кофе или чая с друзьями или близкими.
Мне даже почудился шум машин, проносящихся по влажному блестящему шоссе, разбрызгивая лужи. Еле сдержала всхлип от таких родных сердцу картин.
Жаровню в комнате топили исправно (я нужна им здоровой, пока). Но пользы от неё было мало. Сквозняки уносили тепло, да ещё и сырость оседала на лёгких запахом многолетней плесени, смешанным с такой же древней пылью. Представляю, сколько людей может страдать от такой атмосферы. Пневмония, хронические бронхиты, артриты и куча других болезней сырости и промозглого холода. Не говоря уже о чахотке (туберкулёзе). Стало тягостно от этих мыслей.
С болью и тревогой переключилась на Тэвиша. Стараться не думать о нём становилось всё сложнее. Не заболел бы. Ещё и смена питания. Очень жалела, что не согласилась на кормилицу и надеялась, что Силва присмотрит за ним. А ещё переживала за Годвина. Не более двух суток вне дома, а такое чувство, что уже долгое время в плену.
Обидно, что Мелинда пользуется благами цивилизации, а я сижу в старом донжоне, не могу помочь близким людям, к тому же грязная, почти голодная и пытаюсь согреться. Голодная, потому что скушать всё подряд, что тебе здесь подают — это значит подвергнуть свой организм ещё большему стрессу. Если бы это тело было моё, прежнее, я уже давно приобрела бы гастрит, колит и ещё какую-нибудь болячку. Всё равно на одной выпечке и отваре с медовухой долго не продержусь без ущерба для здоровья. Мясо и гарниры пробовать я не рискнула. Ни внешний вид, ни запах меня не прельстили.
Мои унылые мысли прервал звук открываемой двери. Сначала подумала, что это Гертруда. Уже довольно поздно и она могла прийти узнать, на месте ли пленница или просто принести ещё дров. Те, что были, я уже использовала. Осталось два полена. Да мало ли зачем она могла прийти. Насторожила тяжёлая поступь. Это точно мужчина и силуэт, просвечивающийся через ткань, был мужским. Мне стало страшно.
Сделала вид, что сплю, пряча лицо под край одеяла. Может уйдет? Слабая, но надежда. Полог откинули и макушки головы коснулся холодный воздух. Стал подниматься край одеяла. Это уже покушение.
Я задвигалась и открыла глаза.
— Что вы тут забыли? — успела задать я вопрос прежде, чем одеяло откинули полностью, и ко мне прилёг Джордан, закрывая мой рот рукой. От его жёстких мозолистых пальцем несло чем-то кислым вперемешку с табаком. Губы больно придавило к зубам.
— Пустите меня, — пыталась сказать, но со стороны раздалось только мычание.
— Тише, девочка. Я не успел насладиться тобой до того, как эта сволочь тебя забрала, но сейчас не упущу возможности. Тебе понравится, сладкая.
От страха я запаниковала и почувствовала тошноту, подкатившую к горлу. Ещё и этот запах.
Я стала извиваться, пытаясь высвободиться из рук насильника. Сильно прикусила руку, во рту появился привкус крови. Рвотные позывы подступили не вовремя.
— Пусти, гад! Убью, скотина, — пыталась крикнуть я, но только ухудшила своё положение. Горло сжали так сильно, что казалось, глаза вылезут из орбит.
— Ты, маленькая тварь! Так ловко избегала меня. Я просто рвал и метал, когда этот варвар тебя увёз. Думаешь, я прощу это Брюсу? Ну-ну, убивать я тебя не собираюсь, пока, — ослабил он хватку на горле, продолжая другой рукой возиться с платьем. Впервые в жизни я была рада такому количеству тряпья на себе.
— Ну же, расслабься. Как тебе хватка настоящего мужчины, дрянь? Это твоя вина, что я упустил сокровища и веру твоего папаши.
— Ты, сукин сын, Джордан! Подлец и насильник, а не мужчина. Годвин убьёт тебя. Тьфу! — из последних сил плюнула я ему в лицо сукровицей, что накопилась во рту. А сама шарила рукой, пытаясь добраться до ножа. От страха и паники даже забыла, что всегда держала его поблизости.
«Наконец-то», — пришла мысль в голову, схватившись за ножны, но удар пришелся по щеке такой силы, что я чуть не лишилась сознания. А рука непроизвольно отпустила спасительный трофей.
Через звон в голове услышала странные звуки, как бы издалека. Крики, ржание лошадей, звон железа, хлопанье дверей — всё слилось в сплошную жуткую какофонию. Тело своего не чувствовала, плавая в каком-то мареве боли. Тяжесть с меня исчезла. Я так и не поняла, куда делся мужчина. Такая апатия навалилась, что готова была отдаться этой боли и бессилию.
Перед глазами всё плыло. Моя бедная голова подверглась новому испытанию и казалось, что я на грани.
Жуткий крик отвлёк меня от погружения в пучину красной мглы, но ненадолго.
— Мелинда, милая, слышишь? Малышка, посмотри на меня! Всё хорошо! Я рядом. Больше никто тебя не обидит. Маленькая моя, прости, что не успел.
«Годвин», — узнала я это голос.
Я чувствовала, что он гладит мои руки, шею, с осторожностью прикасается к разбитым губам и онемевшей щеке.
— С ней всё в порядке?
Голос Кевина я тоже узнала.
— Он ударил её. Непоправимого ничего не произошло. Иначе я оживил бы его и ещё раз убил, отсекая каждую конечность, пока дышит, намотал бы кишки на кулак и после отрубил его поганую голову.
Годвин выплёвывал слова, как будто это были горькие пилюли.
— Четвертование — страшная казнь. Не пачкай свою душу и руки этим дерьмом, — тихо сказала я.
— Господи, ты пришла в себя! Я посажу тебя? Хочу осмотреть твоё личико.
— Моё лицо распухло, ничего хорошего ты не увидишь. Мне нужен холод. Примочки вряд ли здесь найдешь.
— Найдут! Из-под земли достанут. Кевин?
— Добрый вечер, леди. Быстро вам поправиться.
Я кивнула головой и тут же уткнулась в плечо Годвина. Голова кружилась нещадно.
— Тише. Тебе нельзя делать резких движений. Кевин, немедленно найди того, кто приготовит примочки и отвар от головной боли. Знаешь, чем им пригрозить?