Тут всё верно подмечено. У нас, грешным делом, даже закрадывается подозрение, что поэтесса хочет запугать своих учениц, внушить им, что со вступлением в брак они попадут в какой-то мир чудищ, где жених напоминает ненавистного бога войны Ареса-человекоубийцу, а у привратника его (то есть у слуги, мимо которого каждый день придется проходить) — не более и не менее как семисаженные ноги. Просто циклоп какой-то!
Какова же может быть цель подобных запугиваний? Дескать, выйдешь замуж — вещает отроковице руководительница фиаса — и будет тебе одно несчастье. Уж не ревность ли это, не нежелание ли отдавать своих учениц в «чужие руки»? Вполне можно допустить.
ПЕСНИ ЛЮБВИ
Теперь мы уже говорим не столько о Сапфо-человеке, сколько о Сапфо-авторе. Собственно, это и оправданно: ведь наша героиня вошла в историю мировой культуры именно как автор. Если бы она не писала стихов — кто бы и почему бы теперь помнил о женщине с Лесбоса, возглавлявшей фиас, имевшей подруг и учениц, вышедшей замуж, родившей дочь? Таких было множество… И в общем-то не случайна скудость биографических сведений о ней, которые приходится собирать буквально по клочкам и обрывкам. Поэт, повторим снова и снова, живет в своих творениях, а не в чем-либо ином, и не имеют особого значения те или иные связанные с ним бытовые перипетии, которые могут быть и неинтересными, и даже неприглядными. Прекрасно сказал об этом Пушкин:
Поэтому увлеченно разбирать те или иные детали личной жизни «служителей Аполлона» — как пресловутый «донжуанский список» того же Пушкина, или, допустим, отношения Лермонтова с его будущим убийцей Мартыновым, или алкогольную зависимость Блока, или эпилепсию и «игроманию» Достоевского — это всё равно что копаться в чужом белье, да к тому же еще и грязном. Занятие вроде бы малоприятное — и тем не менее всегда находятся любители ему предаться.
И находились они, сколько можно судить, всегда. Напомним: значительную часть статьи о Сапфо в словаре «Суда» занимает следующая, с позволения сказать, «информация»: «А приятельниц и подруг у нее было три: Аттида, Телесиппа, Мегара, из-за которых ее и упрекали в постыдной дружбе. Ученицы же ее — Анагора-милетянка, Гонгила-колофонянка, Евника-саламинянка». Уж лучше бы поподробнее рассказали о ее стихах! Тем более что ценность подобного сообщения по большому счету близка к нулевой: ведь ясно же, что и подруг, и учениц у митиленской поэтессы на самом деле было гораздо больше.
Может быть, стоит даже и порадоваться, что от Сапфо почти не осталось этого самого «грязного белья» и в результате мы теперь волей-неволей обречены рассуждать о темах ее поэзии, а не о связях с какими-нибудь Телесиппой или Анагорой. Итак, обращаемся к этим темам. Вряд ли кто-нибудь усомнится, что главной, безусловно преобладающей среди них являлась любовь.
Из предыдущего изложения нам известно, что в мире чувств, характерном для античных эллинов, существовали, так сказать, различные виды любви, выделялись отдельные ее оттенки, которые даже по своим названиям не совпадали. Какую же любовь поет Сапфо?
Это, конечно, прежде всего любовь-эрос[155]: любовь как страстное влечение, чувство очень интенсивное. Никто, наверное, не сказал о нем лучше, чем сама Сапфо:
В этих строках, представляющих собой подлинный шедевр, поэтесса одной из первых в мировой литературе прибегла к такой характерной стилистической фигуре, как оксиморон (оксюморон). Данным термином в филологии обозначают сочетание противоположных по значению слов. Оксимороны в дальнейшем часто использовались самыми различными писателями. Если приводить примеры из русской словесности, то можно вспомнить, скажем, название драмы Льва Толстого «Живой труп» или известное выражение из «Скифов» Блока: «жар холодных числ».
155
Об этом типе любви см.: