— Ты же здесь! Я знаю, что ты здесь, черт побери!
Напротив распахнулось окно.
— Люди спать, люди спать! — донесся визгливый голос.
Обернувшись, я увидел лысого круглолицего китайца, похожего на улыбающегося Будду. Огоньки рождественской елки пробегали разноцветными сполохами по его лицу.
— Уходить, уходить!
Но вот загремели тяжелые засовы, заскрипели замки, и я обернулся последний раз посмотреть на мир Натома-стрит, с его огнями, машинами, пешеходами, понятия не имевшими о том, зачем я оказался здесь и что меня ждет.
— Вот, черт возьми, до чего неугомонный.
Синий свет из дверного проема упал на тротуар.
— Еще только полдвенадцатого, я так рано не начинаю, — произнес он глубоким грудным баритоном.
Я невольно вздрогнул и посмотрел в окно, однако Будда уже исчез, оставив только зияющий провал окна, в котором горел свет рождественской елки.
— Проходи, — распорядился он, но стоило мне обернуться — и его уже не было. Передо мной лишь зияла распахнутая дверь.
Я вошел в синее пространство, и стальная монолитная стена захлопнулась за моей спиной.
— Засов, — донесся его властный голос. Я осмотрел сложную систему замков и запоров, ломая голову, с чего начать. — Внизу, — подсказал он.
Это был блокирующий замок с кнопкой, который автоматически срабатывал на защелкивание, но, чтобы открыть его, нужен был ключ. Сердце сжалось у меня в груди при виде того, как я отрезаю себе выход.
Я двинулся на голос, по узкому коридору с голыми стенами. Вдоль потолка выстроились такие же голые лампочки без плафонов. Под ногами был растрескавшийся каменный пол.
— Пошли, — нетерпеливо звал он. — Сейчас направо.
Коридор заканчивался просторным складским помещением, где стояли два «харлея». С разных сторон другие коридоры уводили в невидимый лабиринт чердаков, лестниц и дверей. Я проследовал за синим свечением в комнату размером поменьше, пропахшую сивушными парами и каким-то странным дразнящим ароматом.
— Сюда.
Он сидел в кресле «Босс» посреди комнаты, с двумя банками «Фостера», одну из которых, уже открытую, протягивал мне. Моя тень наползла на него точно туманное облако, поднимаясь по черным ботинкам на толстой подошве, выцветшим джинсам «Леви Страус» — до кожаной жилетки, в разрезе которой сверкали два серебряных кольца, проткнувших соски на голой груди. Избегая смотреть ему в лицо, я потянулся за пивом.
— Спасибо.
— Сколько тебе?
Он вопросительно закинул ногу на ногу.
— Восемнадцать, — автоматически отозвался я и схлебнул выступающую пену.
Он рассмеялся.
— Сколько-сколько?
Он выжидательно покачивал ботинком.
— Пятнадцать, — пробормотал я.
— Пятнадцать? — переспросил он.
Я приблизился к кирпичной стене, на которой были развешаны разнообразные приспособления для пыток. От них гостеприимно повеяло теплом, я судорожно вздохнул, понемногу начиная расставаться с этим нахлынувшим холодом.
— Пятнадцать — это уже ближе.
Я кивнул.
— У меня есть документы, в случае чего.
— В случае — чего? А?!!
Я посмотрел на него. Острые выступающие скулы, тонкий, плотно сжатый рот. Черные волосы зачесаны назад. Глаза его цветом напоминали засохшую кровь.
— Ты хочешь сказать, все, что случится, останется между нами?
Я промямлил нечто невразумительное. Мне вдруг стало ужасно неловко.
— Вот… деньги! — вырвалось у меня. И я стал рыться по карманам, нечаянно плеснув пивом на пол.
Он рассмеялся, качая головой.
— Прошу прощения… вот черт!
Он выжидательно наблюдал, как я пытаюсь извлечь деньги из заднего кармана.
— Блондины, — хмыкнул он. — Гении чертовы!
Он сделал здоровенный глоток из банки. Я протянул ему сотню долларов.
Он криво улыбнулся.
— Ишь какой быстрый.
— Лучше рассчитаться сразу, — я отвел глаза в сторону.
— Смотри ты, — он принял бумажки. — И перестань трястись.
Я и не заметил, что колени у меня дрожат.
— Итак, ты платишь мне — и что же, интересно, при этом чувствуешь?
Он развернул деньги веером.
— Не знаю, — выдавил я.
Как я мог ему это объяснить? Да, я чувствовал унижение, оттого, что приходится за это платить. Но это дополнительное унижение странным образом успокаивало меня. Нельзя доверять людям, которым не платишь.
Он шумно вздохнул.
— Ну, давай, присаживайся.
Я оглянулся по сторонам.