– Хорошенькая девка, а, прохвост? У меня появилось желание использовать мое Jus primae noctis.[2]
Джулиано засмеялся.
– Боюсь, господин, что у Донати достаточно денег, чтобы выкупить свою невесту.
– Кому нужны его медяки? – проревел барон. – Девочка хорошенькая. У нее прелестное лицо и складненькая фигурка. Я буду держаться буквы закона, Джулиано.
Джулиано явно забеспокоился.
– Это вызовет недовольство, господин, – сказал он. – Никто в здешних местах за последние сто лет не использовал это право.
– Здесь я барон! – загремел Рудольф. – И я использую это права
Мария посмотрела на Донати.
– О чем он говорит? – прошептала она.
– Я не понимаю, – отозвался Донати, – но мне не нравится, как это звучит. Я знаю, это по-латыни… – Он сосредоточенно напряг лицо и стал повторять снова и снова: – Jus primae noctis, Jus primae noctis…
– Почему ты повторяешь эти слова? – спросила Мария.
– Чтобы запомнить их. Когда я увижу отца Антонио, я скажу их ему, а он объяснит мне, что они значат…
– Ты тогда придешь и расскажешь мне? – спросила Мария.
– Конечно, моя птичка, – отозвался Донати.
Однако он увидел отца Антонно только в середине следующего дня, когда тот шел по внутреннему двору. Донати подошел к священнику, держа в руках шапку, и остановился перед ним.
Отец Антонио улыбнулся, глядя на этого большого, простодушного, как ребенок, парня.
– Ну что, Донати? – спросил он. – Я слышал, что ты берешь Марию в жены. Ты сделал верный выбор, сын мой. Она хорошая и ласковая девушка. Она будет тебе хорошей женой…
– Благодарю вас, святой отец, – сказал Донати. – Отец…
– Да, Донати?
– Что означают слова Jus primae noctis?
Отец Антонио уставился на него.
– Повтори еще раз, – потребовал он.
Донати повторил. Тосканский диалект, на котором он говорил каждый день, не так далеко ушел от латыни, а Донати, несмотря на свою внешность и рост северянина, был достаточно итальянцем, чтобы иметь способности к подражанию. Поэтому он сумел воспроизвести слова достаточно точно.
– Кто сказал эти слова? – спросил старый священник.
– Господин барон Рудольф. Я знаю, что он говорил о Марии. Он говорил Джулиано, что хочет применить это Jus…
Отец Антонио побледнел под загаром.
– Нет, сын мой, – стал он убеждать Донати, – твои уши обманули тебя. Господин не мог произнести таких греховных слов.
– Святой отец, но я уверен! – настаивал Донати. – Что они значат, эти слова?
Отец Антонио вздохнул.
– Мне тяжело говорить тебе это, сын мой. На нашем родном добром тосканском они означают право первой ночи. Это позорный обычай, введенный франкскими рыцарями, которые называли его правом господина. Согласно ему, эти благородные рыцари настаивали на своем праве требовать, чтобы любая: невеста их крепостного в ночь своей свадьбы отправлялась в постель господина, чтобы вернуться на следующее утро к своему законному супругу… Это закон, который, несомненно, достойнее нарушать, чем соблюдать. За всю свою жизнь я не слышал ни об одном случае применения этого обычая в Италии. Раз или два, в бытность мою студентом в Париже, французские сеньоры применяли его, но французы ведь наполовину варвары. Но даже там вассалу разрешалось купить свободу своей невесты от притязаний сеньора за небольшую цену…
Донати сжимал и разжимал кулаки. Кожаная шляпа, какой она ни была прочной, лопнула по шву в его руках.
– Барон не хочет пенни, – прошептал он. – Он сказал, что Мария хорошенькая… и что у нее ладненькая фигура… и что ом будет держаться закона.
– Я поговорю с ним, – сказал отец Антонио, – хотя не могу представить, к чему это приведет. По сравнению с нашим господином Рудольфом, бароном Роглиано, мул просто образец сговорчивости.
– Да, – спокойно заметил Донати, – мула можно убедить… с помощью силы, святой отец.
Отец Антонио посмотрел на Донати. Ведь, будучи главным оружейником, он имел доступ ко всему оружию в замке.
– Предоставь это мне, Донати, – сказал священник. – Я не допущу кровопролития. Подумай сам! Барон такой же сильный, как и ты, и он привычен к оружию. Он сразит тебя раньше, чем ты соберешься нанести удар. И даже если, не дай Бог, ты сумеешь свалить барона, его вооруженные слуги разрубят тебя на части на глазах у Марии…
– Лучше я погибну, – упрямо сказал Донати, – чем она будет обесчещена.
– Ты думаешь, твоя смерть спасет ее от насилия? – простонал отец Антонио. – О, сын мой, сын мой, как мало ты знаешь об этом мире! В этом случае ее будут передавать от рыцаря солдату, и так по всей цепочке вниз, пока даже конюхи не насладятся ею. Пойдем в часовню, где нас никто не сможет подслушать, я посоветуемся. Для тебя есть один путь, Донати, – бежать из поместья. По закону, если ты будешь отсутствовать год и одни день, ты свободен от своей клятвы господину…
– Но остаются, – сказал Донати, – ворота, опускная, решетка, подъемный мост, арбалетчики на башнях, вооруженные всадники…
– Они подумают, что ты едешь справлять медовый месяц с благословения барона. Знаешь, Донати, я передумал. Я не буду с ним разговаривать об этом деле. Пойдем…
Если бы барон Рудольф обращал внимание на такие мелочи, он мог бы заметить, что Донати очень мало ест и совсем не пьет на пиру, который барон по доброте своей устроил во внутреннем дворике для своего верного слуги. А несколько позже, когда все были поглощены представлениями жонглёров и акробатов, глотателей мечей и пожирателей огня и скомороха с пляшущим медведем, барон так увлекся этими выступлениями, что не заметил, как серв из аббатства провел через внутренний двор двух отличных верховых мулов, не уступающих лошадям.
Однако барон был в слишком хорошем настроении, чтобы замечать такие мелочи. Его маленькие голубые глазки не отрывались от стройной фигуры Марии, сидящей рядом с Донати с потупленными глазами. Действительно, прелестная девушка. Она, конечно, будет напугана и, возможно, даже попробует сопротивляться. Но у барона Рудольфа было достаточно опыта в таких делах. Он был уверен, что после него этот здоровенный болван, ее муж, Марию только разочарует. Барон громко расхохотался при этой мысли.
Ближе к вечеру все отправились в часовню, где отец Антонио прочитал священный обет. В конце, глядя прямо в глаза барону, он громко произнес:
– Кого соединил Бог, да не разлучит никто!
При этих словах Рудольф чуть поерзал в кресле. А священник продолжал.
– Сеньоры, – сказал он, глядя на барона – Добрые господа и милостивые дамы, с разрешения нашего благодетеля барона я хочу провести Полчаса в доме священника вместе с новобрачными. Они люди молодые и неопытные. Поэтому я имею обыкновение давать таким молодым парам советы, чтобы они избежали греха и искушения плоти. Вы разрешаете, господин?
Барон нахмурился. Новая задержка. Он сгорал от нетерпения насладиться этой маленькой черноволосой девушкой, но…
– Разрешаю! – рявкнул он. – Но только полчаса, не больше.
– Благодарю вас, господин, – сказал отец Антонио и увел Донати и Марию.
Через сорок пять минут, когда барон Рудольф в ярости ворвался в дом священника, он обнаружил отца Антонио одного за чтением иллюстрированной рукописи Священного Писания.
– Ты сказал – полчаса, – прогремел Рудольф. – Прошло уже гораздо больше!
И только тут он понял, что священник один.
– Где они? – взревел он. – Ты помог им бежать, ты знал…
– Что я знал, господин? – вкрадчиво спросил священник.
– Неважно! Где они?
– Уехали, конечно, – сказал отец Антонио. – Я ведь просил у господина только полчаса. Как вы сказали, господин, прошло уже больше. Они молоды, влюблены друг в друга и ищут уединения. Теперь, когда их любовь освящена церковью во славу Господа нашего, я не видел причин задерживать их. Господин, конечно, разрешил им удалиться?
2
Право первой ночи (лат.). – Здесь и далее см. Примеч. авт. Право первой ночи было старинным феодальным обычаем. Однако надо признать, что в большей части Европы феодалы очень редко пользовались им. Дюран в своей книге “Век веры” (с. 556) цитирует три авторитетных источника, описывающих этот варварский обычай. Заинтересованный читатель найдет эти описания весьма примечательными.