Сам он был одет в шелка, как принц. Он вкушал восхитительные деликатесы. И стоило лишь ему пожелать любую из девушек, как она с радостью делила с ним постель…
– Я… я не уставал, – шептал Абдулла, – у меня была сила, как у десятерых!
Он изнемогал. Он умирал. Умирал счастливым. С радостью. С предвкушением блаженства.
Однажды ночью он проснулся, чтобы посмотреть, какая из девушек лежит в его объятиях, и обнаружил, что он один. В лохмотьях. На незнакомой улице, в грязной хижине. Три дня он погибал от голода. На четвертый день он встал на колени перед прохожим, умоляя, чтобы тот убил его и он вновь попал в Рай. И вот тогда вновь появился шейх аль Джебал.
– Он предложил мне снова Рай. Если… если я убью того, на кого он укажет… он дал мне гашиш и странное вино, и мне снились деревья, бассейны… и те девушки…
Фридрих обернулся к Пьетро.
– Он сумасшедший, – сказал он.
Но один из сирийских рыцарей покачал головой.
– Нет, сир, он не сумасшедший. Его увезли в Аламут, в Орлиное гнездо, и украли у него душу. Именно так старый шейх вербует своих убийц. И поставляет их властителям этой земли. Эти убийцы почти никогда не терпят поражения, потому что они не боятся смерти, более того, они жаждут ее…[44]
Они оставили Абдуллу умирать. Спасти его было невозможно. А если бы он выжил, его все равно должны были бы повесить. Его мучили ужасные боли. Смерть стала для него избавлением.
Дальше они ехали в молчании. Пьетро думал о судьбе, которой избежал. Он радовался, что его миновала чаша сия, но вся эта история его весьма заинтересовала. Смог ли бы он противостоять вину, деликатесам, девушкам? Он глубоко сомневался в этом. Он был не слишком высокого мнения о силе своего характера.
Однако Фридрих недолго оставлял его наедине с его мыслями.
– История с твоим рабом, Пьетро, интересует меня, – сказал он. – И хотя голова у меня занята более важными делами, мне кажется, что тебе есть что рассказать мне. Как это тебе удалось иметь рабов? Как ты сумел раскрыть заговор против меня и оказаться в нужный момент и в нужном месте, чтобы предотвратить покушение? И почему ты был без оружия?
– Потому что, – улыбнулся Пьетро, – я был участником заговора против вас, сир. Я должен был сыграть роль Иуды Искариота и показать им вас…
Фридрих в изумлении уставился на него.
– Какого дьявола? – заревел он. – Это все требует пояснений… Рассказывай!
Пьетро изложил ему всю свою историю.
Фридрих откинул голову и разразился хохотом. Рыцари воззрились на него. Не в силах произнести ни слова, со слезами на глазах от смеха, Фридрих обратился к Герману Залца.
– Герман, Бога ради, – простонал он, – ты только послушай. Расскажи ему, Пьетро.
Пьетро повторил свою историю.
Когда он закончил, Фридрих перестал смеяться.
– Глупцы, – хмыкнул он, – они пытались переиграть в предательстве сына того острова, где была рождена сама хитрость! За это я люблю тебя, Пьетро, еще больше. Султан тоже должен услышать твой рассказ. Я не сомневаюсь, что он щедро наградит тебя, как собираюсь и я, как только мы окажемся дома…
– Сир, – сказал Пьетро, – в ответ я прошу вас рассказать мне, что произошло с вами и с Сицилией с тех пор, как я видел вас обоих…
Фридрих нахмурился. Потом начал рассказывать. О том, как он захватил и казнил сарацинов, которые продавали в рабство детей, украденных во время детского крестового похода. О многочисленных войнах, которые он вел.
Сицилию он подчинил себе окончательно. Сарацины переселились на материк, где им был предоставлен город Люцера – с минаретами, мечетями и кадишами. Они признали свое поражение и стали самыми верными из его подданных. Его слуги и солдаты его охраны – все мусульмане.
Он успел дважды овдоветь. Констанция Арагонская умерла в 1222 году. В 1225 году он по предложению Папы женился на юной Изабелле Иерусалимской. Папа хотел таким образом заставить его выполнить свое обещание относительно крестового похода. В прошлом году Изабелла умерла при родах, но его сын Конрад жив.
Рассказал Фридрих о своих беседах со святым Франциском Ассизским, умершим в 1226 году и канонизированным в 1228-м.
– Он заслужил это, – очень серьезно сказал Фридрих. – Он был настоящим святым. Я пытался соблазнить его самой прекрасной из моих сарацинских девушек, но он только улыбался и заговорил с ней так по-доброму, что она расплакалась. Он говорил о спасении моей души, и, поверь мне, Пьетро, я в течение четырех дней был на грани покаяния. Если бы он не умер, он мог бы сделать из меня благочестивого человека…
Он вздохнул. Потом снова заулыбался. С некоторой гордостью начал рассказывать о парламенте в Кремоне, о первом в Европе университете в Неаполе, о новом Ордене Тевтонских рыцарей, который он учредил, об упорядочении торговли продовольствием, о новых налогах…
– Но меня постигло одно несчастье, – сказал он, – то, что кроткий Гонорий умер два года назад. С тех пор мне приходится иметь дело с Григорием IX, тем самым кардиналом Гуго из Остии, от которого я принял крест. Он истинный двойник Иннокентия. Он так допек меня, что летом 1227 года я собрал своих воинов для крестового похода. Но среди нас начала свирепствовать чума, и больше половины моего войска вымерло. Я сам свалился, и меня вывезли в море на корабль. Когда я вернулся на берег и меня принялись лечить мои сарацинские лекари, Его Святейшество объявил меня лжецом, сказал, что я вовсе не был болен, что мои приготовления были просто притворством, и отлучил меня от церкви.
В разговоре Фридрих вернулся к проблемам крестового похода. Его забавляло, что он отправился освобождать Святые Места, будучи все еще отлученным от церкви. Григорий запретил ему отплывать до тех пор, пока он не отменит отлучение. А он в июне 1228 года все равно отплыл.
– Остальное ты знаешь, – сказал он, – за исключением, наверное, того, что войска Его Святейшества воюют теперь со мной на Сицилии. Он, которому высший закон запрещает проклинать и убивать, напал на мои войска с обнаженным мечом! На следующей неделе я должен отплыть обратно, и ты поплывешь со мной. И я покажу этому воинствующему священно служителю, что такое война…
Они подъехали к лагерю аль Камила, расположенному на другом конце города. Там их задержала стража, для того чтобы, как они потом поняли, дать султану время подготовить соответствующий прием.
Пьетро, знакомый с обычаями восточных владык, не удивился роскошной трапезе, которую устроил им Малик аль Камил. Но все остальные были поражены. Даже Фридрих. Однако император оказался достаточно умен, чтобы не выказать своего удивления. После пира пошел разговор на самые разные темы, доступные и недоступные человеческому воображению. Прошло немало времени, прежде чем эти два властелина затронули недавнее покушение на их жизнь. Пьетро пришлось в третий раз рассказывать свою историю.
Аль Камил улыбнулся ему. Это была задумчивая улыбка.
– Значит, – пробормотал он, – аль Муктафи является корнем этого дерева зла? Им следует заняться…
– Великий калиф Аллаха, – обратился к нему Пьетро, – во имя милостивого Бога я прошу вас проявить к нему снисхождение. Он был добр ко мне, а в заговор его втянули помимо его воли другие люди…
Глаза султана оставались задумчивыми.
– Я пощажу его жизнь, – сказал он наконец. – Но значительной части богатства я его лишу. Скажите мне, сир Пьетро, какую награду обещал вам шейх Ахмад? Я полагаю, это интересный момент…
Пьетро сдержал готовый вырваться стон. Задать такой вопрос не пришло в голову даже Фридриху. Пьетро думал, что лучше бы оставить это в тайне. Но калиф ожидал от него ответа.
– Я просил у него рабыню Зенобию, которую вы, господин, могли запомнить, ибо это ее взял в жены шейх Ахмад на ваших глазах, лишь бы не отдать ее вам, как вы хотели…
– Конечно! – рассмеялся султан. – И у тебя хватило смелости потребовать ее!
– Ахмад развелся с ней, мой господин, – сказал Пьетро, – но на самом деле я не хотел получить эту женщину. Это была уловка, чтобы развеять подозрения Ахмада…
44
История шейха аль Джебала, Старика с гор, и его федаинов, или гашишинов (употребляющих гашиш, сильный наркотик), основана на документах, которые не оставляют сомнений в том, что такая организация существовала. О ней писал Марко Поло и многие другие средневековые писатели (см. Канторович, там же, с. 193; Дюран, там же, с. 309; Марко Поло. “Путешествия”, том I, с. 24).