– Сомнис…
Гарпия пригнулась, не закрывая рта, расправила крылья.
– Как быстро ты сломался и перешёл на личности. Забавно. Поспешите. Мои химеры ждут вас. Опасаться нечего. Ты даже сможешь их пощупать и подёргать, Симплиций. Я знаю, тебе это понравится.
Существо оттолкнулось и взлетело.
– На берегу! – крикнул Виндикт, махнул в сторону толпы. – Видите?! Этих тварей там минимум сотня. Одно ли судно здесь затонуло? Экипаж экспедиции и полсотни не насчитывал. Симплиций, направляйте корабль обратно! Они разорвут нас на части и превратят в себе подобных. К чёрту сраный суд! Парс был прав: это место с его хозяином надо уничтожить!
– Химеры не тронут нас, господин Виндикт, – спокойно ответил старик.
– Вы ему верите?!
– Я ему не верю, однако же верю своим силам. Все те… великолепные создания по одному движению моей руки падут ниц. На меня надета профессорская мантия – это что-то да значит. И скажу Вам по секрету, господин Виндикт, уж слишком она неудобная, чтобы носить её чисто из воззрений эстетических.
Корабль продолжал двигаться к острову, освещённому ржавчиной заката.
Русалки провожали его до берега, выныривали и с широко раскрытыми глазами музыкально полувскрикивали-полувздыхали. Марты среди них не было. Гарпии кружили по небу. Две мантикоры, две твари с телом льва, крыльями огромного нетопыря и жалом скорпиона на хвосте, летели у самой воды, словно тяжесть их тел не давала взлететь выше. Мелькая у кормы, они рычали своими абсолютно человеческими лицами, воткнутыми в звериную шею.
Существа на берегу расступились, встречая. Виндикт спрыгнул на землю, чуть пригнулся, будто собрался бежать. «Как же мне это не нравится, ох, как мне это не нравится!» – думал он. Симплиций в подтверждение слов о своей мощи воспарил с палубы, мягко опустился рядом с встревоженным мужчиной. Начал всматриваться в химер, что терпеливо ожидали его действий.
– Симплиций! – чуть ли не зарычал Виндикт.
– Не торопитесь. Мне хочется узнать, кто из знакомых подвергся страшным метаморфозам.
Колдун соврал. Он любовался творениями Сомниса.
Для минотавров были подобраны самые крепкие мужские тела, которые всё же не до конца выдерживали вес бычьей морды на своих плечах. Лишь две особи не горбатились под изредка гулко мычащим грузом – именно на их торсах виднелись тонкие паутинки швов. Старик решил, что Сомнис подправил костную структуру, упрочнил её.
Будоражили воображение хрупкие, изящные феи, сотворённые из того типажа женщин, которые внешне остаются большеглазыми девочками даже до сорока лет. На их спинах из лопаток вырывались невероятных размеров крылья бабочек, – о сказка! – позволявших им витать в воздухе. Тонкие хитиновые волосики, чешуйки, пестрели всеми цветами радуги.
Кентавры и сатиры (последние – все бородатые, кучерявые) столпились небольшой группкой, чуть ли не семьёй. Симплиций подмечал каждое сокращение мышц, каждое перешагивание, подёргивание, поражаясь детально сохранённым повадкам и рефлексам животных. Сатиры держали в волосатых руках тирсы, темневшие каплями винограда. Как и подобает живым символам плодородия, все они обладали внушительных размеров достоинствами.
– Ведите нас, – сказал старик, жадно рассматривая десятки других существ, ещё недавно живших только в сказках.
И они пошли за химерами. Старик светлел, молодел на глазах, разгораясь юношеским азартом. Виндикт, напротив, старел и мрачнел в ожидании неизбежной беды.
У старых ворот на цепи их встретил тощий мужчина, подозрительно хорошо одетый для островной жизни. Улыбнулся одними уголками губ.
И всё повторилось, как несколько лет назад.
На ученика и учителя, на двух чародеев, глядели кентавры, феи, сатиры, фавны, мантикоры и минотавры. Существа, порождённые сказкой, чудом, но, как ни странно, ни чудом, ни сказкой уже не являющиеся.
Взгляды ученика и учителя встретились. Казалось, время замерло, застыло, покрылось льдом, чтобы тут же треснуть. Оно и треснуло вместе с пространством – камнем свалились на землю все химеры, Виндикта оглушило, отбросило.
Симплиций и Сомнис не двигались, напряглись всем телом, сдерживая напор друг друга. Стоило хоть одному из них дать слабину, соперник бы тут же воспользовался оказией. А потому всё, что их окружало, стиснулось под двойным давлением, под всеохватывающим контролем.
Они боролись и в то же время вели немой диалог. Уставшими глазами учитель взывал к разуму, смирению, к реальности. Слезящиеся затуманенные глаза ученика просили о понимании, о вере и безумстве. Злые глаза Виндикта требовали мести. Мужчина вытащил из ножен кинжал и тяжело, как будто против ветра, зашагал к Сомнису.
Старик понимал, что стоит его ученику хоть пальцем повести или сказать слово, то поражение неизбежно. Неужели он скорее позволит себя убить, чем ослабит контроль, но тем самым спасётся от кинжала? Однако если же сам Симплиций даст слабину, чтобы остановить Виндикта, то и он, и Виндикт тут же попадут в руки к Сомнису…
Мужчина замахнулся. Старый колдун вскрикнул, махнул рукой так, словно бросил камень. Виндикт конвульсивно вздрогнул, вытянулся без возможности пошевелиться. Кинжал упал к ногам чародея.
– Сомнис…
– Я знал, – сказал молодой колдун и широко улыбнулся. – Знал! Спасибо. Ты не ошибся, не укоряй себя, не надо.
Виндикт не услышал его слов, не увидел улыбку. Не почувствовал он и то, как очнувшиеся химеры подхватили его на руки, понесли в лабораторию крепости. Не узнал он, о чём говорили два колдуна: молодой торжествующий и старый смирившийся.
Не увидел он инструменты: разнокалиберные напильники, щипцы и ножницы, от взгляда на которые тут же начинали болеть зубы; иглы разной длины и ширины, удлинённые клещи, похожее на кол костное долото и многое-многое другое. Не открылись ему запахи трав и химикатов – целый океан разнообразия. Не заметил он дрожащие камни с выглядывающими из них конечностями, вечно кричащими живыми головами.
Не удалось Виндикту выслушать чисто официальную лекцию о том, как можно обеспечить себя всем необходимым: телами экзотических животных и обычных людей, припасами, бытовыми мелочами жизни, безопасностью, – продавая богатым людям всего несколько химер в год. Не насладился он и лекцией иного характера – пошаговой инструкцией быстрого, но невероятно качественного создания сказки, чуда во плоти.
Зато Виндикт почувствовал боль. Много, много боли! Выдержал смесь боли и пустоты, когда у него не стало ног. Ощутил магию, огнём прожигающую его голову и шею. А потом, спустя, казалось, бесконечность, услышал голос.
Пение.
Она звала его. И он просто не мог заставлять её ждать.
***
Старый морской волк, крехтя, спешил к тому месту, которое указывала испуганная, болезненно возбуждённая, всхлипывающая и заикающаяся обладательница чудесной таверны и не менее чудесного бюста. Часом ранее женщина ворвалась в хижину моряка, раскрыла красивый рот, да вот только ничего не смогла сказать. Лишь напугала лицом белее снега и дрожащей рукой махнула в сторону берега. Куда впоследствии и направились.
Солнце вставало сбоку, а потому не слепило. Благодаря чему они без труда смогли разглядеть чудесную картину того, как нежно прижавшиеся друг к другу русалка, отдалённо похожая на Марту, и тритон, сомнительно напоминавший Виндикта, пожирали тело Парса, частично погружённое в воду. Оцепенев от созерцания воистину сказочного, даже чудесного видения, моряк и трактирщица пропустили момент, когда к ним придвинулся валун. Придвинулся, чтобы взорваться плотью и вцепиться оторванными конечностями в надежде поглотить и слиться воедино.