Я слушал лорда Белла и вспоминал рассказ Сергея Доренко о том, как мучителен был для него разговор с Путиным “по понятиям” под сенью двуглавого орла. Лорд Белл прав, мысль о том, что власть, которая должна охранять людей от преступников, сама преступна, настолько противоречит основам мироощущения, что каждый, кто такую мысль высказывает, в любой культуре будет выглядеть радикалом, диссидентом, экстремистом. Может, все-таки последовать совету многоопытного пиарщика и не лезть в эту расставленную для нас ловушку? Допустим, Саша действительно отравлен Конторой, но доказать-то это мы никогда не сможем! Ведь они профессионалы и не оставляют следов. Как же мы будем выглядеть — кучка маргиналов, обвиняющая в отравлении главу дружественного государства, который пьет чай с самой Королевой?
Но как же Саша, несчастный Саша, которому так больно и, должно быть, очень страшно? Которого согревает мысль, что он герой. На этот счет у него нет сомнений и он не просчитывает последствий. Как же мы можем промолчать, если знаем, кто с ним такое сотворил?
— Ну, что будем делать? — спросил Борис, когда мы отъезжали от офиса Белла. — В том, что говорит Тим, есть разумное зерно. Чем громче будем кукарекать, тем быстрее попадем в суп.
— Знаешь, что говорил Сахаров в подобных ситуациях? Делай, что должен, и будь что будет.
— Да-а, — вздохнул он. — Иначе говоря, кривая вывезет. Давай, действуй, как считаешь нужным.
ВЕЧЕРОМ В ПЯТНИЦУ 17 ноября поступили результаты токсикологии. Теперь все стало официально: у Саши в организме обнаружен таллий. Марина сообщила мне об этом по телефону из больницы. В ее голосе чувствовалось облегчение: по крайней мере, теперь известно, что с ним. Ему начали давать антидот.
Если до этого момента Саша, лежавший в заштатном госпитале на краю Лондона, никого не интересовал, то теперь вокруг него поднялась невообразимая суета. В больницу прибыл отряд полицейских “для обеспечения безопасности”. Пациента начали готовить к переводу в клинику Лондонского университета в Юстоне, ведущий медицинский центр в Великобритании. Еще один отряд полиции нагрянул в дом Ахмеда Закаева в Мосвел-хилле.
— Они забрали Толика, — сообщил по телефону Ахмед. Пока Марина была в больнице, Толик после школы приходил к Закаевым.
— Ты не поверишь, — продолжал Ахмед. — Восемь ментов на трех машинах, приехали и сказали, что у них приказ немедленно забрать Толика. Мои внуки перепуганы, кричат: “За что арестовали Толика?”
Я в это время мчался на такси в Юстон, но прихав в клинику, обнаружил, что Саша, доставленный на скорой помощи с полицейским эскортом, уже в палате, и к нему не пускают. Двери на этаже были заперты, через стекло в конце коридора были видны полицейские. Я замахал руками, чтобы привлечь их внимание, но в этот момент раскрылась дверь лифта, и на площадке появились два подтянутых джентельмена в штатском. Было ясно, что они идут к тому же пациенту, что и я.
— Хотелось бы узнать, кто вы такой? — обратился один из них ко мне, не представившись.
— А вы кто такие?
Один дал мне визитку и переписал мои данные. Это был старший следователь антитеррористического управления Скотланд-Ярда, как выяснилось впоследствии, одна из наиболее светлых личностей в этой сфере. Полисмены попросили отменить на сутки все визиты друзей и родственников, чтобы дать им время получить Сашины показания. Я стал звонить Марине, но ее телефон был выключен. Больше делать было нечего, и я отправился в ближайший бар.
Не успел я расположиться за стойкой, как позвонил Ахмед: “Они задержали Марину!”
— Как это задержали?
— Она позвонила с больничного телефона. У нее отобрали мобильник, выгнали из Сашиной палаты, приставили полицейского и никуда не пускают. У Толика мобильник тоже молчит. Когда его уводили, сказали, что повезут к Марине, но его там нет. Я на пути к вам.
Мы поспели к дверям отделения одновременно. Вход преградил полицейский.
— Мы хотим видеть г-жу Литвиненко.
— Она занята.
— Она что, взята под стражу?
— Нет, она занята.
Менты и в Африке менты, подумал я. Есть только один способ на них воздействовать.
— Если через пять минут ее здесь не будет, то я сообщаю прессе, что госпожа Литвиненко и ее двенадцатилетний сын задержаны полицией.
— Подождите, я доложу начальству, — сказал полисмен.
Через минуту в дверях появился мой знакомый из антитеррористического управления. Он явно был здесь самый главный.
— Прошу извинения, — сказал он миролюбиво. — Ребята перестарались. Это районная полиция, и они не знают, что происходит. У них приказ взять под охрану свидетелей.
— Зачем задержали ребенка?
— Он был в полицейском участке, а сейчас его уже везут обратно к г-ну Закаеву. Я еще раз извиняюсь.
Через минуту привели Марину.
— Спасибо, мальчики, за освобождение. Вот, вернули телефон.
Она была сильно бледна, но старалась улыбаться. Было уже за полночь. Ахмед повез ее домой.
УТРОМ В СУББОТУ 18 ноября я подобрал профессора Генри у его дома, и мы поехали в клинику.
— Таллий, — объяснял он по дороге, — вещество без цвета, вкуса и запаха. Летальная доза — один грамм. В первые десять дней все выглядит, как пищевое отравление. Волосы начинают выпадать примерно через две недели, что дает злоумышленнику время скрыться. Очень удобный яд.
В больнице он продолжил читать лекцию о таллии молодым докторам:
— Тело пытается избавиться от яда, выбрасывая его в кишечник, но он очень быстро всасывается снова. Антидот работает, связывая таллий, пока тот находится в кишечнике.
Саше давали антидот под названием “Прусская синева”. Огромные синие таблетки было очень больно глотать, учитывая плачевное состояние горла и пищевода, ведь он по-прежнему не мог ни есть, ни пить. Но он был стоикий боец, и командирский вид профессора Генри его явно ободрил.
— Уверен, что вы меня из этого вытянете, профессор.
— Я вижу, вы справляетесь неплохо, — обнадежил его Генри. — Разрешите пожать вам руку. У-у, да у вас полно сил!
— Если бы не эти трубки, я смог бы отжиматься, — гордо сказал Саша.
Когда мы вышли из палаты, Генри выглядел озадаченным.
— Очень странный случай. Его лечат от таллия, но при отравлении таллием должна быть мышечная слабость, а у него железное рукопожатие.
Я показал ему токсикологический анализ из Барнет-госпиталя.
— Ну вот, смотрите! — заволновался профессор. — Тут написано: “уровень таллия в три раза выше нормы”. В три раза это слишком мало, чтобы вызвать такие симптомы. Непохоже на таллий, хотя небольшую дозу таллия, он, вероятно, получил.
ВОСКРЕСНЫЕ ГАЗЕТЫ ПЕСТРЕЛИ заголовками: “Русский шпион отравлен в Лондоне. Антитеррористический отдел Скотланд-Ярда ведет расследование”.
— Саша не шпион, — сказала Марина. — Он никогда не был шпионом. Почему они его так называют?
— Это последнее, о чем мы должны беспокоиться, — сказал я.
Мы сидели внизу в больничном кафетерии. Сашу только что перевели в реанимацию, На всякий случай, объяснили врачи. Его шансы выздороветь теперь оценивались пятьдесят на пятьдесят.
Марина была в темных очках. На улице стояла толпа журналистов, но внутрь их не пускали. Госпиталь усилил меры безопасности, в вестибюле дежурило с десяток охранников, котрые спашивали каждого посетителя, к кому он идет. Если выявляли журналиста, вежливо выпроваживали, советуя звонить в пресс-службу больницы.
После того как поздно вечером в субботу в киосках появился первый выпуск “Санди Таймс” со статьей Леппарда, пресса преследовала Марину, и ей приходилось проникать в госпиталь с черного хода. Скотланд-Ярд приставил к ней двух здоровенных полицейских в штатском, Джея и Колина, которые не отходили ни на шаг. Журналисты разыскали адрес в Мосвелл-хилле, но перед домом тоже был выставлен полицейский кордон.