– Саша, – Михель замялся. – Извини. Я испугался. Может, тебя отвезти куда-то?
– Отвези, – устало кивнул я. Мне до ужаса захотелось спрятаться в уюте его машины от хаоса в жизни.
– Куда? – устроившись за рулем, спросил Михель, закуривая.
– Ты же не куришь? – вырвалось у меня против воли.
– Что? – изумленный взгляд Михеля заставил меня смутиться.
– Мне показалось, что ты не куришь.
– Не так давно присел на эту дрянь. Куда тебе отвезти?
– Не знаю, – я напряженно вцепился в пакеты, пытаясь задавить просьбу о том, чтобы Михель побыл со мной и поговорил. Мучительно хотелось обнять его, вдохнуть родной запах, услышать все те нежные прозвища, которые он когда-то нашептывал мне.
– Может быть, выпьем кофе?
– Может быть, – согласно кивнул я.
Согревая руки о чашку с капучино, я любовался Михелем. Он курил. Буднично и незатейливо рассказывал о себе. Почти невесомо подшучивая, и только сжатые до белых костяшек пальцы выдавали его волнение.
– Сань, поговори со мной. Мне так нравится твой голос.
Я вздрогнул. О чем поговорить, Михель? Рассказать тебе все, вот единственное, чего я так хочу. Казалось бы, сбылись наши нелепые желания. Твои жить нормальной жизнью рядом с девушкой, и мое быть этой самой девушкой. Но вот найти дорогу друг к другу мы не можем. Я протянул руку и коснулся пальцев Михеля, поглаживая их так, как это делал раньше. Михель переплел свои пальцы с моими и пересел ближе ко мне. Он, слегка касаясь губами, целовал каждый мой палец. А у меня не было желания сопротивляться этой незатейливой ласке.
– Это безумно и неправильно, но поехали ко мне?
– Поехали, – и пусть я потом пожалею, но сейчас мне нужно снова почувствовать Михеля каждой клеточкой своего тела.
Боже! Это ужасно. Просто ужасно. Я лежал на спине, созерцая потолок. Обнимая Михеля за плечи и чувствуя, как под пальцами перекатываются его мускулы. И не чувствовал ничего. Молча молил о том, чтобы он поскорее кончил и прекратилось это. Разведенные ноги затекли. Там кроме болезненных и неприятных ощущений не было ничего. Ни одного намека на удовольствие. И Михель, мой божественный Михель, страстный, горячий, темпераментный, стонущий, разрывающий на мне одежду, просто не появился. Этот Михель, механически целующий, дарящий дежурные комплименты, занимался сексом так, как будто отрабатывал смену на работе. С закрытыми глазами. С иронией вспомнилось, сколько любовных романов я нашел на полке у Саньки. Прости меня! Я бездарь. Твой первый раз я профукал. Положив его под колеса собственных иллюзий. Ну когда же это кончится? Может, помочь ему? Но Санька девственница, и как мне применить все свое умение, не заронив зерна сомнения в душу Михеля? Простонать ему что ли? Попробую?
– О, Михель, мой Михель! – закрыв глаза, я вспоминал, как он любил меня раньше. И с моих губ непроизвольно срывались слова.
Михель вздрогнул и хрипло прошептал:
– Говори! Не молчи!
– Михель – любовь моя, – продолжал я, проглотив иррациональную обиду.
И механический Михель исчез, он затрепетал, его руки крепче сжали меня, поцелуи, обжигая кожу, порхали по телу, даря удовольствие. Я, уже не притворяясь, выстанывал его имя и выгибался навстречу его рукам, слизывая капельки пота, шептал и шептал снова. Пока не почувствовал, как он замер в последнем толчке, пульсируя и изливаясь.
– Медовый мой… – и он рухнул, придавив меня всей своей массой.
Я нежно оплел его руками и ногами, перебирал чуть влажные волосы. Во мне был такой коктейль чувств, что я не в состоянии был хоть что-то произнести еще. Ошибка. Непоправимая ошибка. Крепко зажмурив глаза, я пытался удержать слезы. Санька! Прости меня.
Михель приподнявшись на локтях, ласково сцеловывал слезы, просочившиеся из-под закрытых глаз и скатывающиеся по вискам на подушку.
– Сашенька, девочка моя хорошая, не плачь. Все хорошо. Ты замечательная. Прекрасная. Лучшая девочка. Не плачь.
– Парни не плачут, да, Михель?
– Что? – Он рывком поднялся с кровати. – О чем ты говоришь?
– Чушь. Не слушай меня, у меня такой бардак сейчас в душе, вот и несу чушь, – я стек с кровати и стыдливо завернулся в простыню. – Можно мне в ванну?
11
Я притих возле кровати Саньки.
– Ты меня, наверное, ненавидишь? Я сам себя ненавижу. Но меня так тянет к нему, Сань. Ничего не могу поделать. Не знаю, кто кого обманывает. Кого мы обманываем. Нам хорошо вместе. Хорошо, пока мы не доберемся до кровати. А там… А там, Сань, я становлюсь сам собой, и только после этого у нас что-то начинает получаться. А Михель... Он не открывает глаза. И зовет меня медовым… Вот такие дела. Я жалок? Сам себя ненавижу…
В кармане загудел телефон:
– Черт, Сань, это мама-Лена, сейчас я с ней поговорю и вернусь. Заодно куплю тебе розы. Кто принес тебе эти дурацкие хризантемы?
Вернувшись в палату с букетом роз, я замер у двери. У кровати сидел Федечка, он, перевернув Саньку, нежно, почти благоговейно втирал крем в спину, не забывая согреть его в руках. Я не мог сдвинуться с места, наблюдая, как медведеподобный Федечка с трепетом ухаживает за Санькой. Закончив все необходимые процедуры, он не спешил уходить. Сев на край кровати, Федечка с обожанием рассматривал лицо Саши.
– Феедь, – мой голос просел от волнения.
– Ох… Саш… Я тут… Вот массаж, все это… – Федечка смутился.
– Федь, ты чего? Хризантемы это ты?
Парень смутился. Спрятав пылающее лицо в ладонях, он скукожился рядом с Санькой.
– Саш, он такой… Я таких никогда и не видел. Его как будто нарисовали, для меня нарисовали. Я, когда его увидел, спать потом не мог. Ты не думай, я ничего такого. Я же все понимаю. Черт!
Я ошалело присел рядом с парнем. Блин, ну это же ненормально? Или нормально? Очешуеть. Вот это история.
– Я это... Пожалуй, пойду, – Федечка, совсем сникший, выскользнул из палаты.
Я бестолково пялился на Саньку.
– Ну и дела. Сааань? Чего делать-то будем?
В легком отупении я плелся домой, пытаясь так и этак уложить Федечкино увлечение Санькой в голове. Но оно не желало укладываться, покалывая своими острыми углами. Где-то на дне души плескалось раздражение и что-то еще, неприятное и вязкое. Неужели я завидую? Завидую тому, с какой нежностью он относится к Саньке? Неудобные вопросы впивались в мозг и проворачивались там ржавым гвоздем. Почему меня никто не любил раньше и не любит сейчас? У Дана я смог вызвать только похоть, для Михеля я стал суррогатом. А Федечка почти с трепетом смотрит на спящего парня? Может, дело не в оболочке, которую я ношу? Пока я копался в себе, ноги по привычке вынесли меня в школьный двор. Тьфу ты. Теперь идти назад. На школьном крыльце я заметил Дана. О! Светлая голова, у меня тут как раз пара вопросов назрело. Неси луч света в мое царство тьмы. И я решительно направился в сторону парня.