Отмечать новый год мы решили у Федечки на нейтральной территории. Чокнувшись в двенадцать, мы отправились взрывать фейерверки и кататься на горках. Вконец замерзнув и вернувшись домой, с удовольствием тянули горячий грог. Санька, не привыкшая к спиртному, спустя полчаса, уютно свернувшись клубком, сладко спала. Федечка с непередаваемой нежностью накрыл ее пледом. И тут под действием алкоголя и накопленных чувств я не выдержал.
– Почему ты не скажешь, что любишь? Черт побери! Это надо уже как-то решать, сил моих нет! Не могу я смотреть, как ты облизываешься и не подходишь. Сделай уже что-нибудь! – я подлетел к Федечке и, толкнув его в грудь, замер, тяжело дыша.
– Кого люблю? – не сдавался Федечка.
– Да Саньку же! – ткнул я пальцем на свернувшийся клубок из Саньки и пледа.
– А я не уверен, что его люблю, – выпалил вдруг Федечка.
– Как не уверен? – опешил я.
– А вот так. Он мне нравится безумно. Смотреть на него нравится. Вот. Но быть мне хочется с тобой, слышать, что ТЫ думаешь, что ТЫ говоришь, как ТЫ смеешься. Это безумие. Сань, я люблю твою суть. Ты как фейерверк. Как праздник для моей души. И я не могу. Я запутался. Вы мне нужны вместе. Я вас люблю.
Я молча сполз на пол, разевая рот. Полюбить мою суть? Именно меня такого? Эгоистичного? Прущего как танк? Видящего только свои цели? Я до боли сжал кулаки и уставился на новогоднюю елку. Я ХОЧУ БЫТЬ СОБОЙ! ПОЖАЛУЙСТА!
Рядом со мной отпустился Федечка, всунул мне в руки рюмку с водкой. Чокнувшись, молча выпил, и я последовал его примеру. Сколько еще мы выпили этих рюмок, я не помню.
Проснулся я оттого, что мне было жарко, а тело затекло в неудобной позе. Голова на удивление не болела. Странно, от количества выпитого в моей черепушке как минимум должен был случиться Армагеддон. Я потянулся. Черт! Одежду я так и не снял. Швы одежды раздражали кожу. Пряжка ремня впивалась в живот, я расстегнул ее и стянул брюки… Стоп! Брюки? Как брюки? А где мое платье? Я лихорадочно ощупывал свое тело. Моя грудь была абсолютно плоской. Шикарной золотой гривы не было. Место нее черные рваные пряди волос. Я замер и оттянул резинку трусов. Бля! Подпрыгнув на месте, я стал метаться по комнате в поисках зеркала, все еще не веря в происходящее. Наткнувшись в прихожей на зеркало, я воззрился на себя. На меня смотрел парень с ошалевшим взглядом. Парень! Санька?!
– Санька! – с диким криком помчался я назад в комнату. – Санька!
– О, господи, что ты так орешь? Моя голова… – простонала девушка.
– Санька, посмотри на меня! Посмотри на себя! – тормошил я ее.
– Ой! – Санька, вздрогнув, уставилась на меня во все глаза. – Ты – это ты? А я? – она, шустро подскочив, поскакала по моему недавнему маршруту в поисках зеркала.
– Саааань! Я это я! – вопила она на всю квартиру.
– Пить меньше не пробовали? – проворчал проснувшийся Федечка – Ты это ты, я это я. Тоже мне открытие. Прости, господи, придурков.
– Поверь, в нашем случае это очень важно, – сказал я, отпускаясь рядом с ним на колени. – Очень, – повторил я, слегка коснувшись его губ легким поцелуем.
От неожиданности Федечка резко сел, заехав мне лбом в нос.
– Оууу! – взвыл я, прижимая руки к носу. В глазах мелькали звезды. Все так крепкий у него лбище. По губам, подбородку и груди хлынул поток крови.
– Прости меня, – Федечка суматошно прижимал к моему носу салфетки. – Прости… я идиот.
– Ты что наделал? – Санька метнулась на кухню. Притащив лед и влажное полотенце, она вызвала такси. – Бегом помоги ему одеться и в травматологию. Ты же ему нос сломал!
Сидя в травматологии с только что вправленным носом и прижимая к нему компресс, я глупо улыбался. Пожалуй, это самый лучший новый год за всю мою жизнь. Рядом сидела ворчащая Санька, я любовался на копну ее золотых кудрей, рассыпанных в беспорядке. И жутко виноватый Федечка, боявшийся прикасаться ко мне.
– Сань? Привет, – мы одновременно обернулись. Вот так неожиданная встреча. Даниил.
– Привет, – хором с Санькой выпалили мы. Переглянувшись, истерично заржали.
– Тоже удачный новый год? – Санька смотрела на прихрамывающего парня.
– Поскользнулся. Упал. Очнулся – гипс, – хохмил парень.
– А ты с кем тут? – Санька заинтересовано оглянулась.
– Один.
– Один? – Санька виновато покосилась на нас. – Мальчики, ему помочь как-то надо.
– Надо-надо, – я пихнул Саньку в сторону Даниила.
Я выгибался под руками Федечки, он нежно, едва касаясь кожи, затаив дыхание, поглаживал меня по спине. А я тонул и плавился в этой нежности. Вырисовывал пальцами узоры на его груди. Слушал стук его сердца. Год, целый год прошел, как мы вместе. А его нежность не убавилась ни на грамм. Я обрисовал кулон с медвежонком, погладил ключицы и спустился к груди. От моих нехитрых ласк кожа Федечки покрылась мурашками, а сердце побежало вскачь. Я порхал поцелуями по его груди, спускаясь все ниже. Тихий смешок прервал мое увлекательное исследование.
– Ты ненасытный.
– Не. Это не я. Это ты такой, что не могу устоять, – между поцелуями оправдывался я.
– Саш, двенадцать скоро. Нас Дан и Санька ждут.
– Угу, – соглашался я, продолжая спускаться все ниже. – Немножко сладкого, и пойдем.
– Саш… – голос Федечки сел.
Я, удобно расположившись между его ногами, подкрался с поцелуями к паху. И продолжать препираться уже просто не мог – занят был. И Федечка, сдаваясь, выстанывал мое имя вперемешку с просьбами. Чувствуя приближение его оргазма, я приостанавливался, давая отступить острому удовольствию, и снова принимался за дело. Пока стоны Федечки не стали хриплыми, и его не стала бить крупная дрожь. Он, не выдержав этой пытки, перевернул меня на спину. Впиваясь поцелуями в мои губы, разводя мои ноги как можно шире. Прохрипел мне, цепляясь за остатки разума:
– Можно?
– Дааааа… – и я, прощаясь со своим рассудком, притянул его к себе.
Мир пульсировал в жарком ритме удовольствия. И оно, пронизывая сплетенные тела, возносило нас на все более высокую грань блаженства. Пока, не взорвавшись сверхновой, не погрузило нас в бесконечное море неги. Где-то краем сознания я услышал, как за окнами раздавались праздничные салюты.
– С новым годом, любовь моя, – Федечка нежно коснулся моих губ поцелуем.