43
Всё было тихо в доме. ОблакаНескромный месяц дымкою одели,И только раздавались изредкаСверчка ночного жалобные трели;И мышь в тени родного уголкаСкреблась в обои старые прилежно.Моя чета, раскинувшись небрежно,Покоилась, не думая о том,Что небеса грозили близким днем,Что ночь… Вы на веку своем едва лиТаких ночей десяток насчитали…
44
Но Тирза вдруг молчанье прервалаИ молвила: «Послушай, прочь все шутки!Какая мысль мне странная пришла:Что если б ты, откинув предрассудки(Она его тут крепко обняла),Что если б ты, мой милый, мой бесценный,Хотел меня утешить совершенно,То завтра, или даже в день инойМеня в театр повез бы ты с собой.Известно мне, всё для тебя возможно,А отказать в безделице безбожно».
45
«Пожалуй!» – отвечал ей Саша. ОнИз слов ее расслушал половину, —Его клонил к подушке сладкий сон,Как птица клонит слабую тростину.Блажен, кто может спать! Я был рожденС бессонницей. В теченье долгой ночиБывало беспокойно бродят очи,И жжет подушка влажное чело.Душа грустит о том, что уж прошло,Блуждая в мире вымысла без пищи,Как лазарони или русский нищий…
46
И жадный червь ее грызет, грызет, —Я думаю, тот самый, что когда-тоТерзал Саула; но порой и тотИмел отраду: арфы звук крылатый,Как ангела таинственный полет,В нем воскрешал и слезы и надежды;И опускались пламенные вежды,С гармонией сливалася мечта,И злобный дух бежал, как от креста.Но этих звуков нет уж в поднебесной, —Они исчезли с арфою чудесной…
47
И всё исчезнет. Верить я готов,Что наш безлучный мир – лишь прах могильныйДругого, – горсть земли, в борьбе вековСлучайно уцелевшая и сильноЗаброшенная в вечный круг миров.Светилы ей двоюродные братья,Хоть носят шлейфы огненного платья,И по сродству имеют в добрый часВлиянье благотворное на нас…А дай сойтись, так заварится каша, —В кулачки, и… прощай планета наша.
48
И пусть они блестят до той поры,Как ангелов вечерние лампады.Придет конец воздушной их игры,Печальная разгадка сей шарады…Любил я с колокольни иль с горы,Когда земля молчит и небо чисто,Теряться взором в их цепи огнистой, —И мнится, что меж ними и землейЕсть путь, давно измеренный душой, —И мнится, будто на главу поэтаСтремятся вместе все лучи их света.
49
Итак, герой наш спит, приятный сон,Покойна ночь, а вы, читатель милый,Пожалуйте, – иначе принужденЯ буду удержать вас силой …Роман, вперед!.. Не úдет? – Ну, так онПойдет назад. Герой наш спит покуда,Хочу я рассказать, кто он, откуда,Кто мать его была, и кто отец,Как он на свет родился, наконец,Как он попал в позорную обитель,Кто был его лакей и кто учитель.
50
Его отец – симбирский дворянин,Иван Ильич NN-ов, муж дородный,Богатого отца любимый сын.Был сам богат; имел он ум природныйИ, что ума полезней, важный чин;С четырнадцати лет служил и с миромУволен был в отставку бригадиром;А бригадир блаженных тех временБыл человек, и следственно умен.Иван Ильич наш слыл по крайней мереЛюбезником в своей симбирской сфере.
51
Он был врагом писателей и книг,В делах судебных почерпнул познанья.Спал очень долго, ел за четверых;Ни на кого не обращал вниманьяИ не носил приличия вериг.Однако же пред знатью горделивойУмел он гнуться скромно и учтиво.Но в этот век учтивости законДля исполненья требовал поклон;А кланяться закону иль вельможеСчиталося тогда одно и то же.
52
Он старших уважал, зато и самПочтительность вознаграждал улыбкойИ, ревностный хотя угодник дам,Женился, по словам его, ошибкой.В чем он ошибся, не могу я вамОткрыть, а знаю только (не соврать бы),Что был он грустен на другой день свадьбы,И что печаль его была однаИз тех, какими жизнь мужей полна.По мне они большие эгоисты, —Всё жен винят, как будто сами чисты.
53
Благодари меня, о женский пол!Я – Демосфен твой: за твою свободуЯ рад шуметь; я непомерно золНа всю, на всю рогатую породу!Кто власть им дал?.. Восстаньте, – час пришел![1]Конец всему есть! Беззаботно, явноИдите вслед за Марьей Николавной!Понять меня, я знаю, вам легко,Ведь в ваших жилах – кровь, не молоко,И вы краснеть умеете уж кстатиОт взоров и намеков нашей братьи.
вернутьсяЯ поднимаю знамя возмущенья. Ура! Сюда все девы! Прочь терпенье!
1
Во всех известных списках за этим стихом следуют строки:
Эти два стиха выводятся из основного текста как вариант стихов 578–579. Одиннадцатистрочная строфа у Лермонтова не может содержать 13 строк. Из четырех смежных стихов с женскими рифмами два включены в строфу ошибочно. Оставляем в тексте наиболее вероятную из двух параллельных пар стихов.