Они потоптались какое-то время на месте, кто-то проговорил: «Если хотим вернуться до ночи, мешкать не стоит».
*
Их ждал горячий кофе, в кухнях горел огонь. Они сели у пламени. От одежды шел пар.
Они говорили:
— Мы сделали, что могли.
— Это злой рок.
И говорили друг с другом шепотом, на ухо, речь шла о вещах, о которых не осмеливаются сказать громко.
Но все же было и то, о чем толковали в полный голос. Так бежал по деревне шум, что с тех пор, как исчез Браншю, никто не видел и Лота.
Так и было. Лот не появлялся дома в течение всего дня, а когда наступил вечер, старая Маргерит уже вся измучилась от ожидания. К тому же случившееся днем повергло ее в смятенье, этот человек ее вылечил, она была при смерти, когда он пришел, и ему стоило лишь взять ее за руку, чтобы вернуть к жизни. Как бы там ни было, существует некий долг. А тому, кому не можешь отплатить, отдашь все. Теперь же толкуют, что человек этот злой. Они разломали ему весь дом, а потом пустились в погоню.
Она была одна, она сидела, прислушиваясь: из деревни все еще доносился шум, хотя было уже поздно, но, кажется, никто не хотел ложиться. Словно настала еще одна ночь Рождества, ложного Рождества. Пробило полночь, люди продолжали ходить взад и вперед мимо ее двери. Было слышно, как болтают в соседних домах. И с трудом поднимая голову (сидя перед огнем в старом и плоском черном корсаже, огромной юбке в складках), каждый раз, когда слышался звук шагов или чей-то голос, она спрашивала себя: «Это он?»
Лот не возвращался. Постепенно все стихло, пробило час, и скоро должно было пробить два.
Она вернулась в спальню, начала раздеваться. Ей показалось, что кто-то пытается нащупать замочную скважину. Она прислушалась. В самом деле, кто-то пытался открыть ключом входную дверь, это был старый и непростой замок с потайной задвижкой. В конце концов послышался щелчок. Она больше не медлила, наполовину раздетая, поспешила на кухню. Дверь без всякого скрипа медленно отворилась, и она увидела сына. Подняв руку, он сделал ей знак молчать.
Лот затворил дверь с такой же осторожностью, с какой и открывал, подошел ближе и прежде, чем она успела раскрыть рот, сказал:
— Мать, — он говорил очень тихо и быстро, — собери мне хлеба, сыра, вяленого мяса и бутылку вина. И дай еще одеял, самых теплых, тех, что у меня на кровати… Она обратила внимание только на последнюю фразу, сказав:
— А ты?..
Он продолжил, не отвечая:
— Пожалуйста, поторопись, уже поздно и ночь скоро пройдет…
И поскольку она не сходила с места, он сам пошел открыть кладовку, взяв оттуда лежавшие на тарелках продукты…
— Андре!
Он обернулся.
— Андре, сынок, скажи, что случилось!
— Что тебе сказать?
— Скажи, кому…
— Это правда, мать? Ты еще не поняла?
Он выпрямился, она видела, как блестят при свече большие черные глаза. Она видела, что это ее сын, что он большой, красивый. Она видела, что одежда его промокла, на бороде капли от растаявшего снега.
Она метнулась к нему, обхватила руками шею:
— Андре, опомнись, мы всегда жили вместе. На улице холодно, ты заболеешь. Останься со мной! Он ничего не узнает… Говорят, он дурной человек.
Но он резко ее оттолкнул, повысил голос:
— Мать, опомнись! Опомнись! Когда тебя положили на кровать, все говорили: «Она погибла!» Это не так давно было. Я не забыл…
Руки у нее упали, она ничего больше не говорила. Он продолжил:
— Надо торопиться.
Она едва держалась на ногах. Он взял корзину, положил туда хлеб, мясо, сыр, поверх сложил одеяла. Все это время она лишь напрасно суетилась возле него, ее руки без толку сновали из стороны в сторону и лишь мешали ему.
Но это его не остановило. Он направился к двери. И уже выходя, сказал.
— Я вернусь следующей ночью. Постарайся, чтобы я не ждал.
Он был уже далеко, когда она спохватилась, что он ее перед уходом не обнял.
Он вернулся, как и обещал. Прошло три ночи. Настала четвертая, мороз стоял, какого еще не бывало, он сильно кашлял, в груди все хрипело. Она не могла больше держаться, говоря себе: «Все из-за этого человека, он может из-за него умереть. Правда, этот человек меня вылечил, но если тому суждено было случиться, лучше бы он оставил меня умирать». Невозможно разделить сердце на две половинки, как яблоко. Она знала, что нужно отдать его полностью. И она знала, кому она собирается его отдать. На четвертую ночь она пошла за сыном и, украдкой следя в свете луны, узнала место, куда он ходил.